Усадьба леди Анны - Полина Ром

его собственной поездке и вполне официальное пожелание благополучия в конце, перед подписью. Все.

Для Анны, впрочем, это был не самый худший вариант. Никаких теплых чувств она к собственному мужу не испытывала, скорее, некоторую неприязнь, вполне, впрочем, объяснимую. Кому может понравиться, что где-то там, в далеких далях, живет человек, вольный распоряжаться твоей судьбой и весьма существенно влиять на нее?

Однако второй лист письма заставил ее задуматься. Стихотворение «Феникс». Что это?! Попытка поделиться чем-то личным? Крик о помощи?

Герцогиня еще раз пробежала взглядом по строчкам: «…Что внутри, что снаружи царят пустота и потёмки. — Да, я жив. Но живу ли, не ведаю наверняка.»

Было в этом что-то глубоко личное, потаенное. Такое не прикладывают к официальным письмам. Она задумчиво повертела листы перед глазами, рассматривая их на свет: «Да, вот здесь… Что-то липкое, похоже, просто капля воска. И они склеились. Непонятно, он хотел мне послать это или же так получилось случайно, просто страницы слиплись?».

Когда в комнату постучалась вернувшаяся мадам Берк, Анна протянула ей только первый лист письма: «Случайно стих попал или нет, показывать его не стоит в любом случае – это слишком личное. Странно только, что в строчках столько боли… Откуда бы она взялась у вполне успешного мужчины? По меркам этого мира он вполне себе баловень судьбы.».

Мадам Берк дочитала письмо и с облегчением вздохнула:

-- Его светлость герцог просто сделал вежливый жест. Отпишите ему что-то столь же учтивое. Если хотите, я могу составить текст.

-- Спасибо, мадам Берк. Думаю, я справлюсь сама, – улыбнулась Анна.

Ответ она решила отложить на несколько дней. Раз уж гонец был отправлен в Перванс, значит, его королевское величество не счел нужным сообщить сыну, что жена его скоро поселиться в предместьях Парижеля. Кто она такая, чтобы спорить с волей короля?

Эта небольшая отсрочка оказалась весьма кстати: пришло письмо от баронессы де Мёрль. Точнее, два письма. И если второе содержало обычные сплетни и глубокие сожаления по поводу того, что герцогиня не смогла остановиться в их доме на ночлег и объехала шато Мёрль стороной, то в первом, которое герцогиня должна была получить давным-давно, содержалась весьма важная новость.

Баронесса писала: «…и рана его оказалась столь ужасна, что герцог, даже выздоровев, отказывается от светских развлечений и живет затворником.

Первое время ранение герцога Ангуленского держалось в большой тайне. Говорят, что сам король запретил лекарям говорить об этом. Слухи о ранении разнеслись только тогда, когда герцог пошел на поправку, потому и сообщение мое вам несколько запоздало.

Разговоров о его светлости Ангуленском ходит множество. Говорят, что на один глаз он ослеп, и даже маркиза Беноржи нашла его слишком уродливым. Но так же и говорят, что герцог сам изгнал маркизу, дабы не портить ей жизнь своим уродством.

Говорят, что герцог стал невыносимо зол и срывается на слугах. А его королевское величество, вроде бы, собирается строить монастырь, куда и уйдет от мира ваш муж.

К сожалению, слухов столь много, что я не могу ручаться за их достоверность. Точно известно только одно: герцог получил тяжелую рану и выздоровел.

Есть и еще одна новость, к сожалению, неутешительная: ваша почтенная свекровь, графиня Аржентальская, вела себя несколько неосмотрительно. Сейчас молва приписывает ей молодого любовника, некоего Андрэ Берста.

Известие довольно неприличное само по себе, но к тому же еще и отягченное публичным скандалом!

Графиня повздорила в гостях в приличном салоне с некой молодой вдовой, которой месье Берст оказывал знаки внимания. Он вроде бы подарил вдове Симоне перстень, который ему ранее в дар преподнесла сама графиня Аржентальская. Не могу знать, верным ли является сообщение, что при этом графиня была пьяна, но очевидец утверждает, что она вцепилась в волосы Инессы Симоне, как прачка! Вы же знаете, ваша светлость, как злы бывают языки придворных. Боюсь, что этот скандал затихнет не скоро!»

Анна отложила письмо, чтобы обдумать новости. Становилась еще понятнее неприязнь свекрови – молодой любовник, похоже, дорого обходился графине. А вот то, что её муж, герцог Ангуленский, был ранен, казалось странным. Может быть, враньё?

«Ведь его высочество не мог этого не знать, но при встречах ни о чем таком речь не шла. Или же… -- Анна нахмурилась – или же дофин не хотел мне сообщать об этом? Тогда, возможно, второй лист в письме мужа – это именно просьба о помощи? Пожалуй, стоит ответить ему помягче. В беде человеку всегда нужна опора, а он, как выяснилось, изначально был довольно щедр со мной. Да, так и сделаю: просто немного поддержу его.».

В благодарность Фирезе де Мёрль Анна отправила несколько бутылок шампанского из того запаса, что привезла с собой, добавив небольшую брошку. Сведения пожилой дамы, пусть и состоявшие из слухов и сплетен, были важны для герцогини.

До ответов, впрочем, прошло еще несколько дней. Тут смешалось все одновременно. И неоконченный ремонт в усадьбе, который занимал все свободное время Анны. И очередной визит дофина, когда он лично передал ей приглашение короля на малый вечерний прием. Да и подготовка к этому самому приему.

Благо, что его высочество был столь любезен, что не отказался дать несколько весьма полезных советов:

-- Раз ваш муж в отъезде, вы не можете появиться при дворе без сопровождения фрейлин. Двух-трех будет достаточно, я думаю.

-- Ваше высочество, я опасаюсь, что наши туалеты…

-- О, как кстати вы заговорили о вашей одежде! Вам, герцогиня, нет нужды носить придворное платье.

-- Но как же…

-- Отец с большим интересом выслушал мой рассказ о вашей жизни в поместье Арль. И, как ни странно, его заинтересовали и костюмы вашей охраны, и ваши платья. Так что это его личная просьба: вы должны посетить прием не меняя ваш туалет.

-- Все в воле его величества, – покорно склонила голову герцогиня.

-- Вам не стоит слишком волноваться, Анна, – неожиданно сказал дофин, пристально глядя ей в глаза. – Отец любит Максимилиана и не позволит придворным задеть вас. Да и малые приемы проходят достаточно спокойно.

-- Ваше высочество, я, конечно, бывала на королевских балах в Эспании, когда нас с сестрой стали вывозить в свет. Но ведь двор вашего отца совсем другой. Там отличные от эспанских правила и привычки. Я не слишком понимаю, что мне придется делать.

-- Ничего особенного, герцогиня, – мягко улыбнулся дофин.

Для Луи-Филиппа эта молодая девушка была чем-то необычным и оригинальным. Она отличалась от местных дам и манерами, и одеждой, и