Сожители. Опыт кокетливого детектива - Константин Кропоткин

– Мало того, что на работе от нее бегаю, так она еще и вне работы будет меня доставать, – выругался я.

Мы шли в раздевалку, чтобы потом пойти в сауну, куда вход был только для мужчин и где уж точно не могла затаиться надоедливая тетка.

– А ты не бегай, – предложил Кирыч.

– Да, – сказал Марк, – Кто же знал, что вы рассоритесь.

Я посмотрел на Марка.

– Ты погоди, скоро Манечка приволокет сюда своего лысого Николашку, чтоб ей было кем помыкать.

– Зачем она его приведет? – Марк издал неопределенный звук, каким всегда обозначает вполне определенное неудовольствие, – Террибле.

– У нас уплачено на год вперед, – сказал Кирыч, – Клуб мы менять не будем.

– У меня от него голова болит, – захныкал Марк, – Он как зубная боль, этот….

– Да, будет тебе, – сказал Кирыч, – Не хочешь – не разговаривай. Зал большой, места всем хватит.

– А если это судьба, милый? – поддел я.

В раздевалке мы покидали вещи в свои кабинки, препоясали чресла полотенцами, прошли в сауну, что рядом с душевой. Очутившись в небольшом, пахнущем горячим влажным деревом пространстве, мы уткнулись прямиком в знакомые руки. Вернее, в ноги – там же полки в три ряда.

– Какие люди!

В общем-то, я не был зол на Манечку, я все про нее понял, я сделал выводы: все в порядке, каждый живет, как он хочет, и если кому не нравится, тот может отойти в сторону. Не его дело. Мир большой – всем хватит места.

Я и отошел.

Дело было не мое. Только грабли были все те же. Я записываю человека в друзья, я дружу с ним, дружу, пока не шмякаюсь мордой об стол – и только потом складываются воедино разрозненные факты. Смешная толстуха Манечка, которая именно безбашенностью была мне симпатична, предала человека, который ее любит. Она сделала это в моей квартире. Она привела любовника в мой дом. Она сделала меня соучастником ее предательства. Зачем?

Не мое дело. Не мо-ё….

О, честь и хвала оздоровительным процедурам! Я думал об этом, не злясь на Манечку. Потел на полке в сауне, а монотонный внутренний голос зачитывал незримый протокол….

Пусть живет, как хочет. Это ее, а не моя жизнь. Пусть убирается и моей жизни. Вычеркиваю тебя, подлая дрянь, пошла вон.

– Как баба….

В сауне мы сидели сначала вшестером. Молодой человек с красивым лицом и грушевидным телом сдался первым.

– Такая жопа…, – едва за ним закрылась запотевшая от жара стеклянная дверь, сказал не то Сеня, не то Ваня. Я так и не научился различать неразлучников.

Как и все люди, заботящиеся о своей внешности, Сеня и Ваня шумно пренебрегают всеми, кто не сумел добиться на этом поприще впечатляющих успехов.

Грушевидный юноша по их счету заслуживал только презрения. Нет, я, наверное, не буду думать про то, что они говорят за моей спиной.

– А в Германии все вместе парятся, – сказал Марк, – Все голые. И женщины, и даже мужчины.

– И, – сказал один неразлучник.

– И, – сказал другой.

– И ничего не «и», – возразил им Марк, – Некоторые девочки бывают очень красивые.

«И», – теперь это букву неразлучники выразили молча, и добавили:

– Эти бабы….

Они были женофобами – не самая, кстати, редкая мужская порода. Они не любили женщин шумно, как, наверное, в своих прежних жизнях, сидя на пальме в тропическом оперении, не любили других, не похожих на них птиц.

– Как минимум, две бабы поучаствовали в вашем появлении на свет, – без выражения произнес Кирыч.

– А были еще другие бабы, которые народили тех баб, стараниями которых получились такие красавцы, – сказал я; мы с Кирычем понимаем друг друга с полуслова.

– Ну, не только же…, – сказал кто-то из неразлучников, утирая пот с атлетически выкроенного, хоть и поплывшего малость тела.

– Вы тоже странные, – вступил Марк, – А что вы будете делать, если у вас не мальчики родятся, а девочки?

– Что? – вскричал один, – Ты ж сам говорил, что все проверено! – подтянул другой, а далее они заорали хором, – Ты говорил!

– Я говорил, что у фирмы опыт большой, вот и все, – сказал Марк.

– Мы так не договаривались! – запыхтели Сеня с Ваней.

Какие мальчики? У кого родятся? Надоедливая Манечка в миг вылетела из моей головы.

– Но вы же не бросите своих кровиночек, правда? – с тревогой посмотрел на неразлучников Марк.

– Почему обязательно должны быть девочки?! Должны быть мальчики, а не девочки!!

– Потому что всякое бывает, – сказал Марк, – Вот у меня в Берлине две женщины есть знакомые, они семья, а у них мальчик, и девочка родились, хотя папы, они из Гамбурга, все одинаково делали.

– Извините, что вмешиваюсь, – произнес я, – но может ли кто-нибудь пояснить недоумку, о каких детях речь?

Замолчали Сеня и Ваня. Умолк и Марк – под недовольным взглядом неразлучников дернул подбородком, сообщая «ну, и что», из чего я сделал вывод, что он проболтался.

– Мы же уезжали тут, – сказал затем кто-то из дуэта.

– Да, куда-то в ближнее зарубежье, – припомнил я.

– А они в Испании были, – указывая на нас сказал Марк, – Машину взяли и….

– Не сбивай с толку, – отмахнулся от него Кирыч, – Ну, ездили, и что?

– А я думал, что вы сбежали, чтобы не навлечь на себя подозрения, – сказал я, – Не хотели, чтобы вас в связи с убийством замели, – я не столько произнес, сколько подумал вслух, вспоминая их поспешное исчезновение.

– Ерунда, – сказал один, а другой поддакнул, – Там «висяк». Володя, ну, мент, говорит, что дело в архив сдали. Преступник не найден. Шито-крыто.

– А почему? – спросил я, – А как же закон? Они же там должны пресекать преступность.

– Да, надо же узнать, кто убил, – добавил Марк, – Интересно же. Что там Боба говорит?

– А нам не интересно, – сказали Сеня и Ваня так, словно желая подчеркнуть, что на эволюционной лестнице стоят нас гораздо выше.

У них все по-другому.

– Распоряжение поступило, – пронизив голос, сказал затем один.

– Расследование не имеет смысла, – добавил другой.

– Некрасивая правда оказалась никому не нужна, – резюмировал я, делая усилие, чтобы не дать мыслям втянуться в мутный круговорот: а кому может быть выгодно нераскрытое убийство бедного портняжки? у кого столько возможностей, чтобы «убедить» прокуратуру?

– Но зарубеж вы уехали не потому, – напомнил Кирыч. Жизнь интересовала его больше смерти, – И что?

Сеня и Ваня переглянулись и, со вздохами, потея во всю ширь свою и стать, заявили: