Стальной ураган - Виктор Прудников

Через два дня вступали в бой войска 1-го Белорусского фронта. Перед наступлением Военный совет фронта обратился к войскам: «Боевые друзья! Настал великий час. Пришло время нанести врагу последний сокрушительный удар… Наша цель ясна. Дни гитлеровской Германии сочтены. Ключи победы в наших руках…»[226]

14 января пошли в наступление войска 1-го Белорусского фронта. Тысячи орудий и минометов разрывали над Вислой морозный воздух. Гул нарастал с каждой минутой — устремилась вперед армия Чуйкова. К исходу дня она вышла на рубеж Грабовы лес, Зеленц, Ежуза, пробившись всего на 6–8 километров.

По планам Жукова 1-я гвардейская танковая армия вводилась в прорыв в 7 часов утра 14 января. Но Чуйков не мог порадовать своими успехами, застрял, вынужден был производить перегруппировку сил, чтобы продолжить наступление.

Танковая армия вышла из выжидательного района в исходный и ждала приказа о наступлении. Но его не было. Поступил приказ произвести осмотр техники, дозаправиться горючим, командирам уточнить вопросы взаимодействия со стрелковыми частями армии Чуйкова, передовым отрядам вести разведку в направлении ввода армии в прорыв.

Стало ясно, что прорыва пока не будет. Вынужденное ожидание тяготило всех, особенно передовые отряды бригад Гусаковского и Темника. Они еще 14 января были переправлены на западный берег Вислы и по сигналу готовы были двинуться вперед.

Переброска войск за Вислу шла под гром артиллерийской канонады, и опасения Гетмана по поводу задержек на переправе оказались напрасными. Немцы если и постреливали, то вели огонь с дальних позиций, не причиняя ущерба мостам, по которым нескончаемым потоком шла военная техника, танковые, мотострелковые и стрелковые подразделения.

Переправа. Сколько их было у генерала Гетмана за три года войны? Не счесть. Но эта самая ответственная. Он стоял на берегу Вислы вместе с полковником Федором Павловичем Харчевиным, который, как и он, внимательно наблюдал за ходом войск. Хотя все шло по плану, но в душе все равно была тревога: мало ли что может случиться? В голову лезли строчки из Твардовского:

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромки льда…

Кому память, кому слава,

Кому темная вода —

Ни приметы, ни следа…

Проведя на переправе всю ночь, Андрей Лаврентьевич решил заглянуть в передовой отряд к комбригу Гусаковскому. Ординарцу Петру Селезневу, который нередко подменял шофера, приказал «крутить руль» в 44-ю бригаду. Еще в сентябре 1944 года комбригу было присвоено звание Героя Советского Союза, но он до сих пор так и не смог привыкнуть к этому титулу.

Иосиф Ираклиевич рад был встрече, попытался было затащить своего бывшего командира в походный вагончик, чтобы угостить чайком, но Гетман отказался: времени у него в обрез. Сразу же поинтересовался, как прошла ночь.

Вместо ответа генерал услышал вопрос: «Почему стоим?» Объяснение, что командир 29-го гвардейского стрелкового корпуса генерал Шеменков допрорывает оборону немцев, вряд ли устроило проницательного Гусаковского. Он понимал, что чистого прорыва и на этот раз ожидать не приходится.

Они направились в расположение батальонов Карабанова и Орликова. И здесь с нетерпением ждали приказа о наступлении, много раз прогревали моторы. На плацдарме по соседству с танкистами раздавалась музыка, усиленная через специальную аппаратуру. Крутили пластинки с известными советскими песнями — «Катюшу», «Огонек», старинные романсы в исполнении кумиров публики довоенных лет. Комбаты тоже ворчали: зачем развлекаем немцев Блантером и Дунаевским? Тут бы другая музыка нужна — пушечная!

Гетман убедился, что у Гусаковского все в порядке, танкисты настроены по-боевому. Простившись с ними, он снова уехал на переправу.

15 января поступил долгожданный приказ: в 11.30 передовым отрядам начать наступление! Магнушевский плацдарм вмиг огласился ревущими моторами. Танки пошли в бой. К 2 часам дня передовые отряды обогнали части 29-го и 4-го стрелковых корпусов и двинулись к реке Пилице. В конце дня они уже вели бои у Нилкува, Зелонки, Крушин, Нова Воли, Езерно и других населенных пунктов. Утром 16 января они уже перерезали шоссейную дорогу Нове Място — Оджувол. Об этом только что доложил Темник.

Успешно действовал и отряд Гусаковского. Овладев местечком Кеджин, батальоны Карабанова и Орликова, выйдя к Пилице, южнее Томчице, стали закрепляться, ожидая подхода главных сил корпуса.

Фронт все дальше уходил на запад. Советские войска не давали противнику закрепиться даже на тех позициях, которые заблаговременно готовились к обороне. Немецкое командование знало, что Красная Армия готовится к зимнему наступлению, но оно не предполагало, что последует удар такой огромной силы. После артиллерийской подготовки управление войсками 9-й армии фон Лютвица оказалось расстроенным, солдаты и офицеры, находившиеся в передовых траншеях, были настолько деморализованы, что в спешке начали отступать. Не имея прикрытия пехоты, отошли артиллерийские и минометные части, бросив свою технику. Лишь 920-я бригада штурмовых орудий на рубеже Бялобжеги — Едлинск оказала сопротивление, действуя преимущественно из засад.

Командование 8-го армейского корпуса отдало приказ командиру 6-й пехотной дивизии генералу Брюкнеру задержать продвижение русских чего бы это ни стоило, видимо, пытаясь выиграть время для развертывания резервов — 25-й и 19-й танковых дивизий. Но выполнить приказ немецкий генерал был уже не в силах.

Сила ударов Красной Армии по южному флангу 9-й немецкой армии была настолько мощной, что немецкие войска севернее Варшавы начали быстро откатываться на запад. Генерал Типпельскирх признает: «Когда 15 января выяснились масштабы прорыва русских на фланге 4-й танковой армии, Гитлер приказал перебросить по железной дороге из Восточной Пруссии в район Лодзи танковый корпус в составе двух дивизий с задачей ударом в южном направлении ликвидировать прорыв на фронте группы армий „А“. Немецкое командование, вероятно, еще надеялось на то, что 9-я армия остановит направленный против нее удар, по крайней мере, на рубеже реки Бзура и что удастся, примкнув к ней фланг упомянутого корпуса, создать новую оборону.

События опрокинули этот расчет, не отвечающий обстановке ни с точки зрения имевшегося в распоряжении времени, ни с точки зрения используемых сил»[227].

Успех наших войск был несомненным. С каждым часом к реке Пилица подходили танковые, артиллерийские и мотострелковые части. Разгромив по пути немецкие опорные пункты и закрепившись на юго-западном берегу, передовые отряды готовились к переправе, чтобы начать преследовать отошедшие к Раве-Мазовецкой, Глухову и Ольшовцу немецкие части 251-й пехотной, 25-й и 19-й танковых дивизий.

Катуков по-прежнему держал на переправе своего заместителя Гетмана, требуя от него как можно быстрее «протолкнуть» через Пилицу не только передовые отряды, но и всю армию. Положение здесь оказалось сложнее, чем на Висле. Мосты на реке, куда вышли войска, были взорваны. Предстояло навести понтоны. Только как? Толщина льда достигала 20–25 сантиметров. Гетман решил взрывать лед, с этой мыслью он помчался на берег.