Алмазные псы - Аластер Рейнольдс

Но как бы я себя ни убеждал, не получалось не думать о модуле как о священном вместилище, хранящем в себе крохотную искорку, которую я цинично и беспардонно собираюсь задуть.

Впрочем, работа есть работа.

Чтобы пробраться от ближайшего шлюза до той точки, где выступал над корпусом правый лонжерон, требовалось одолеть полтора километра щекочущего нервы спуска. Я видел, как Бранко покрывал такое расстояния за полчаса, перемещаясь по-паучьи без всякого напряжения, словно не подозревая о бесконечном падении, что последует за малейшей ошибкой. Он знал корпус корабля досконально – каждый выступ, щель и зазубрину, а его скафандр так же превосходно знал хозяина. Вместе они составляли некое магическое целое. Бранко редко обременял себя неудобными страховочными фалами и креплениями, предпочитая доверяться чувству равновесия и мускулатуре скафандра. Мой же спуск оказался намного более затянутым и гораздо менее изящным. Скафандр подчинялся командам, но любое движение совершал с изматывающим запаздыванием, словно туповатый слуга, которому сперва надо хорошенько обмозговать каждое полученное распоряжение. Я везде, где это было возможно, пользовался страховкой и, поскольку еще не выяснил, какие выступы и поручни надежны, а какие нет, почти не полагался на материал корпуса. Памятуя о том, что беднягу Бранко не уберег даже его огромный опыт.

Наконец часа через четыре мучительного перемещения я добрался до лонжерона. Радость от завершения пути сдерживало ощущение, что скафандр все меньше и меньше желал подстраиваться под мои движения. Я прогнал тест сервомоторов – все по-прежнему работали в пределах нормы. Значит, дело было не в них. Нейросистема тоже вроде оказалась в порядке, так что оставался только модуль воли.

Что с этим делать – я не знал. Еще в начале пути понимал, что модуль плохо подогнан под меня, но никаких очевидных причин дальнейшего ухудшения не видел. Если на то пошло, скафандр уже должен был маленько приспособиться к привычкам нового хозяина.

Ну да ладно. Займусь этим, когда окажусь внутри. Пока же, по моим прикидкам, скорость снижения реакции не настолько велика, чтобы помешать мне закончить осмотр и вернуться.

Впрочем, времени оставалось немного, и следовало поторапливаться.

Одно теперь я знал точно: если Бранко тогда добрался до этой части корабля, он не счел необходимым сверлить отверстия. Когда-то здесь находились стационарные сенсоры, но со временем они вышли из строя, и образовалось одно из нескольких огромных слепых пятен в системе самоконтроля корабля. Я не видел, чтобы Бранко установил новые сенсоры, с которыми он шел сюда.

Но если он вернулся без них, где же они?

Я проверил надежность страховки и, преодолевая упорное сопротивление скафандра, просверлил отверстия в корпусе, после чего установил принесенные сенсоры. Они не только измеряли целостность корпуса в том месте, где находились, но и взаимодействовали между собой, позволяя выявлять незаметно распространяющиеся повреждения во внутреннем слое обшивки. Сенсоры один за другим настраивались и отправляли данные на дисплей моего шлема. Первые несколько показаний были обнадеживающими, но я не стал делать поспешных выводов. Если поблизости имеется слабое место, я скоро об этом узнаю.

Пот резал глаза, так как для любого простейшего движения требовалось прикладывать немалые усилия. Пожалуй, я был слишком самоуверен, возомнив, что смогу без проблем вернуться к шлюзовой камере. Если застряну тут, меня сумеют спасти – мое местонахождение известно. Правда, для этого кому-то придется топать сюда. Капитан Луарка вряд ли будет довольна.

Последний сенсор отчитался. Практически все показатели светились зеленым, только один намекал на ослабление корпуса. Впрочем, во вполне допустимых пределах. Что бы ни случилось с «Форментерой леди» по пути до пункта назначения, этот двигатель точно не отвалится.

Я сделал то, для чего пришел. Можно было докладывать.

– Целостность в норме, капитан.

– Ты уверен?

Как всегда, сигнал был так слаб, что казалось, будто капитан Луарка находится в нескольких световых годах от меня. Ее голос то и дело тонул в вое помех.

– До Тифона все точно продержится, да и еще несколько рейсов переживет. Можно усыплять экипаж, медлить незачем.

– Это решать мне, – сказала капитан, давая понять, что мне не по чину такие советы. Однако она сразу смягчилась и добавила: – Ты хорошо поработал, Рауль. Бранко был бы удовлетворен.

Удовлетворен. Не доволен, не горд. Всего лишь удовлетворен. Но она сказала правду.

– Возвращайся. Чем быстрее все улягутся спать, тем мне будет спокойнее.

– Уже иду, – сказал я, стараясь не думать о предстоящей непростой задачке.

Оглядев плоды своего труда в последний раз, я вновь проверил показания сенсоров и сошел с выступа, на котором стоял.

Скажем так, попытался сойти. Я оставался на месте, хотя фал уже должен был наматываться, помогая мне в подъеме. Дело было не в фале, взбираться не давал скафандр. Каждый раз, когда я пытался начать движение, казалось, будто я ерзаю внутри монолитной стальной гробницы.

Это было плохо. Хуже, чем плохо. Полный паралич наступил быстрее, чем я рассчитывал. Скафандр словно ждал, когда я закончу проверку сенсоров, чтобы преподнести сюрприз.

– Капитан Луарка, – сказал я. – У нас проблема. Похоже, скафандр…

Какое-то чутье подсказало, что я роняю слова в равнодушную пустоту. Я замолчал и стал ждать ответа. Его не было. Луарка меня не слышала.

Скафандр не просто застыл на мне. Он сделался немым или глухонемым, обрубив связь с экипажем. Я запаниковал. Не так ли было и с Бранко? Мне-то казалось, что он спокойно работал и поднял глаза лишь за секунду до того, как с неба, синего от смещения спектра галактик, слетел тот осколок. А что, если я ошибался? Что, если Бранко застыл в этой позе на несколько часов, когда скафандр отказался двигаться? Не мог же человек знать, что отломается кусок металла? Ведь не мог же?

Я заставил себя успокоиться. Все произошло не так. Этот скафандр принадлежал Бранко почти весь срок своей службы, до самого конца. Бранко с любовью разрисовал его. Модуль воли портит жизнь мне, но только потому, что он так тонко, так виртуозно настроен на предыдущего хозяина.

Скафандр не виноват, сказал я себе. Он не убивал Бранко и не пытается убить тебя.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я попробовал двигаться не вверх, а в сторону. Вдруг оказалось, что так легче. Не то чтобы скафандр неожиданно решил прекратить борьбу со мной – он все еще запаздывал с реакцией и был неповоротлив, – но как минимум я обнаружил путь наименьшего сопротивления. Возможно, адаптивный процесс наконец запустился.

Но, даже пройдя несколько десятков шагов, я по-прежнему не смог подняться выше. Скафандр не возражал, когда я перемещался в одном направлении, но не давал двигаться в другом.

Наверное, именно тогда у меня забрезжило понимание.