Завоевание Тирлинга - Эрика Йохансен

– Убирайся.

Он отвесил ей насмешливый поклон, сверкая глазами под маской.

– Возможно, со временем ты станешь такой же красавицей, как мать.

Келси схватила книгу с тумбочки и запустила в него. Но она лишь отскочила от его плеча. Ловкач рассмеялся горьким смехом, глухо донесшимся из-под маски.

– Ты не можешь причинить мне боль, Королева Тира. Никто не может. Даже я не могу ранить самого себя.

Он скользнул в переднюю Пэна, задернув за собой занавес, и был таков. Келси рухнула на кровать, зарылась лицом в подушку и заплакала. Она не плакала несколько месяцев, и слезы явились облегчением, ослабляя какую-то натянутую внутри нее нить. Но боль в груди не ослабевала.

«Я никогда его не получу». Она даже пробормотала это в подушку, но Ловкач никуда не делся, поселившись у нее в груди и в горле, словно она что-то проглотила, слишком большое, чтобы справиться. Заставить его уйти не получалось.

Рука осторожно коснулась плеча Келси, заставив ее подпрыгнуть. Подняв мутный взгляд, она увидела стоящего над кроватью Пэна. Она подняла руку, чтобы сообщить, что она в порядке, но он смотрел на нее с безмолвным ужасом, и тревога на его лице подстегнула новые слезы.

«Вот мужчина, в которого мне следовало влюбиться», – подумала она и только сильнее разрыдалась. Пэн сел на кровать подле нее и нежно прикрыл ее руку своей, сжимая ее пальцы. Незначительный жест разбил Келси, и она заплакала еще сильнее, лицо опухло, из носа текло. Столько всего в этой жизни оказалось сложнее, чем она предполагала. Она тосковала по Барти и Карлин. Тосковала по коттеджу с его спокойным укладом, где все было известно. Тосковала по маленькой Келси, принимающей решения только на день вперед и переживающей только из-за детской чепухи. Ей не хватало легкости жизни.

Через пару минут Пэн потянул ее от подушки и обнял, прижав к груди, укачивая, прямо как Барти, когда она падала. Келси поняла, что Пэн не собирается задавать ей никаких вопросов, и это казалось таким подарком, что слезы, наконец, начали уступать вздохам и икоте. Наслаждаясь ощущением, она прижалась щекой к голой груди Пэна, теплой, твердой и успокаивающей.

«Это может остаться тайной», – прошептал внутренний голос, мысль пришла из ниоткуда, но пару секунд спустя Келси поняла, что голос прав. Это может остаться тайной. Никто не должен знать, даже Булава.

Личная жизнь Келси – ее дело, и она поймала себя на том, что, повторяя мысль, шепчет вслух:

– Это может остаться тайной, Пэн.

Пэн отпрянул, глядя на нее сверху вниз долгим взглядом, и Келси с облегчением увидела, что он точно знает, что она предлагает, и ей не придется объяснять.

– Вы не любите меня, госпожа.

Келси покачала головой.

– Тогда почему вы этого хотите?

Хороший вопрос, но часть Келси рассвирепела оттого, что Пэн его задал. «Мне девятнадцать! – хотелось огрызнуться ей. – Девятнадцать, а я все еще девственница! Разве этого недостаточно?» Она не любила Пэна, и он не любил ее, но ей нравилось, как он выглядит без рубашки, и отчаянно хотелось доказать, что она не ребенок. Ей не нужны причины, чтобы хотеть того же, что и все остальные.

Но она не могла сказать это Пэну. Это его только ранит.

– Я не знаю. Просто хочу.

Пэн закрыл глаза, его губы изогнулись, и Келси отшатнулась, вдруг вспомнив о разнице их положения: не решил ли он, что она приказывает ему с ней спать? У Пэна были принципы, и, как он говорил, он служил в Королевской Страже. Может, того, что никто не узнает, недостаточно? Пэн будет знать, в том-то и беда.

– Это полностью твой выбор, Пэн, – сказала она, положив руку ему на шею. – Сейчас я не Королева. Я просто…

Он поцеловал ее.

Получилось совсем не так, как в ее книжках. У Келси едва хватило времени решить, что она чувствует: она слишком увлеклась, стараясь не показаться неумехой, стараясь понять, где положено находиться ее языку. «Тяжкий труд», – подумала она, немного разочарованная, но потом руки Пэна легли на ее грудь, и стало лучше. Ближе к тому, как она думала, должно было быть. Келси задумалась, должна ли сама снять с себя платье или позволить Пэну, но потом поняла, что тот уже ее опередил: половины пуговиц как не бывало. В комнате было холодно, но она вспотела, а потом губы Пэна нашли ее сосок, и она подскочила, подавив стон. Он стянул с нее платье и замер.

Келси опустила взгляд и увидела, что увидел Пэн: ее руки и ноги, исчерченные ранами на разных стадиях заживления. Они выглядели не так плохо, как при дневном свете, но даже Келси, привыкшая к своим травмам, знала, что ее тело представляет ужасное зрелище.

– Что вы с собой сделали?

Келси вцепилась в платье, дергая рукава обратно. Она все испортила, она вечно все портила, когда изо всех сил старалась вести себя, как взрослая.

Пэн остановил ее, осторожно взяв за запястье, его лицо стало нечитаемым:

– Вы не можете об этом говорить?

Келси затрясла головой, свирепо уставившись в пол. Пэн легко прошелся большим пальцем по шраму на ее бедре, и Келси вдруг осознала, что она почти голая, мужчина рассматривает ее тело, а она даже не покраснела. Возможно, она, в конце концов, слегка повзрослела.

– Понятно, – сказал Пэн. – Это не мое дело.

Келси удивленно подняла взгляд.

– Вы живете в мире, который никому из нас не понять, госпожа. Я признаю это. И ваш выбор – это ваш выбор.

Келси смотрела на него еще мгновение. Затем сняла его руку с бедра и осторожно положила себе между ног. Пэн поцеловал ее, и она вдруг обнаружила, что ее руки обвивают его, как будто не могут притянуть так близко, как хочется.

– Может быть больно, – прошептал он. – Будет, если у вас это впервые.

Келси уставилась на него, на этого мужчину, который несколько месяцев только и делал, что защищал ее от опасности, и поняла, что авторы большинства ее книг, в лучшем случае, сильно заблуждались. Они рисовали любовь как все или ничего. То, что она чувствовала к Пэну, даже близко не стояло к тому, что она чувствовала к Ловкачу. Но это все же была любовь, и она положила руку ему на щеку.

– Ты не сделаешь мне больно, Пэн. Я крепкая.

Пэн усмехнулся своей старой усмешкой, которую Келси не видела вот уже несколько недель. Потом толкнулся в нее, больно, обжигающе, и на мгновение ей захотелось сомкнуть ноги. Но Келси не хотела, чтобы Пэн догадался, и она подалась навстречу ему, пытаясь соответствовать его движению. Боль усилилась, но теперь пути назад не было: Келси казалось, будто она пересекла пропасть, и на дне лежит разрушенный мост. Где-то ждали мортийцы… Келси потрясла головой, пытаясь выбросить эту мысль. Вторжение не должно быть с ней здесь, не сейчас. Она попыталась сосредоточиться на Пэне, на своем теле, но обнаружила, что не может избавиться от виде́ния: впереди, словно ужасная волна, притаились мортийцы.