Я - убийца - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – честно признался адвокат.
– Правильно. Это мама перед смертью вышила на память. Ему будет приятно, – согласилась старуха.
– Ну ты даешь. У этой глаза как сверла алмазные. Не люблю я таких бабушек, – сознался Антоненко, который уже рассчитывал на очередные неприятности, но проскочило.
– А я люблю. Они гораздо умнее и тоньше нас с тобой, дружок. Например, Игнатьев взял меня на фу-фу в ответ на мое фу-фу. Я ему говорю: алиби есть. Соседка слышала, а он мне: она глуха как тетерев, меня на фу-фу не возьмешь. Может, она действительно его слышала в тот день?
– Ладно. Ты в изолятор? Разрешение на свидание нужно? Подбрось меня до метро…
Игнатьев встретил его настороженно.
Гордеев не спеша разложил на столе документы. Фотографии и дневник пока не достал. Не налил он и традиционного кофе. Зато извлек из портфеля пачку «Примы».
– Кури, не стесняйся.
Игнатьев усмехнулся.
– А я думал, ты втихаря покуриваешь все-таки. И выпить не дурак. Как насчет «Абу Симбел»?
Игнатьев напрягся.
– Так когда ты в последний раз был в Рязани?
Игнатьев молчал.
– Я могу ошибиться. Поправь. Но где-то шесть месяцев назад. Как раз незадолго до первого убийства. В молчанку лучше играть со следователем, а не с адвокатом.
– Все вы одним миром мазаны.
– На востоке миро использовали для умащивания тел усопших, но мы не на востоке и не усопшие, у христиан миропомазание – единение с церковью, братец.
– Не называйте меня так.
– Ради бога. Меня сейчас интересует, зачем ты там прятался? Или не ты? Складывается довольно неприятная картина. По всем документам ты проходишь как бывший пленный, удостоен медали. Прятался в Рязани, под крышей родного дома. Или кто-то другой? У суда может сложиться впечатление, что этот кто-то и стал исполнителем заказного убийства. А что? Ты – портной. Известен в узком кругу специалистов. У тебя заказы дорогие. Вполне можешь оплатить не только убийство, но и адвоката.
– Я вас не нанимал.
– Меня назначили.
– Я от вас отказался.
– Согласно статье пятьдесят УПК твое ходатайство отклонено.
Игнатьев опустил глаза.
– Видишь ли, какая штука… Трое из пяти свидетелей твердо опознали тебя как убийцу. Но есть в описании убийцы несколько расхождений. Конечно, это можно отнести к общей нервной и суматошной обстановке. На свете вообще мало людей, которые способны запомнить в деталях лицо неизвестного, даже если у них был кратковременный контакт. Большинство так называемых показаний очевидцев – плод благородной, но безудержной фантазии. Мастерство адвоката заключается как раз в том, чтобы отделить зерна от плевел. Но тут есть одно «но». Как ты объяснишь, например, то, что секретарь суда, та, которая тебя опознала в парикмахерской и вызвала милицейский наряд, указывает на шрам над левой бровью? Шрам, которого у тебя нет.
– Мало ли что ей могло с перепугу привидеться? Сами же говорили. Кровищи море. Она себе бандюгу не иначе как одноглазым и одноногим Сильвером представляла.
– Бросьте, Игнатьев. Девушка шесть лет в суде проработала. Уж она-то бандюков видела, и не одного. Давайте перейдем к делу. Вы утверждаете, что больше года находились в плену и через Грузию вернулись обратно? Так? Назовите кого-нибудь из тех, с кем встречались там. Товарища по несчастью.
– Был один. Владимирский. Эдик. Фамилии не знаю. Еще был Женя, но тот с ума сошел. Сгинул.
– Правильно. Следствие получило бумагу от владимирского военкома. Есть такой. Эдуард Пискарев. Возглавил Владимирский фонд реабилитации пленных в локальных конфликтах. Товарищи хотели выяснить обстоятельства его геройского побега. Ему пришлось воспоминания писать. Объяснять, что и как. Так вот, там упоминается один москвич, который все это и организовал. Отвлек инквизиторов на себя. Сам, по всей видимости, погиб, спасая товарищей. И название аула сходится. И лагерь в горах. Короче, сам не хочешь пролить свет, я попрошу следователя устроить вам очную ставку. Все. Я тут тебе принес кое-что…
Адвокат достал из портфеля батистовый платок с золотой рыбкой и протянул Игорю. Лицо парня передернулось как от зубной боли.
– Скажи, пожалуста, что означают слова: «Уже месяц прошел с того дня, как судьбе было угодно разрубить этот гордиев узел. Теперь мы с Игоряшей одни. Ничего. Проживем. Мне от них ничего не надо. Мы поделили семью ровно пополам»?
Игнатьев насупился.
– Это подло – читать чужие дневники.
На том они расстались.
Гордеев еще более уверился в собственной правоте. Игнатьев невиновен. Оставалось совсем мало – найти истинного убийцу.
Гордеев мчался на студию и надеялся без предупреждения застать Лику в гримерной или разыскать где-нибудь в коридорах, встретиться ненароком, якобы случайно.
Каждый раз, расставшись с Ликой, в первые часы, до вечера примерно, Юрий чувствовал облегчение, некую свободу движения и дыхания. Но зато потом!..
Каждая клетка тела, казалось, самостоятельно вспоминала ее касание, ее тепло, ее дыхание. И тосковала! С радостью и мечтанием. Желание видеть ее нарастало – через некоторое время началась просто физическая тоска! Как боль.
Все эти дни Лика мерещилась в каждой проходящей женщине, ее голос чудился где-то рядом. Ее привычка появляться из-за спины теперь заставляла Гордеева все время оборачиваться, искать глазами, вздрагивать.
«Вот оно, – подумал с приятной грустью Гордеев, – это и есть настоящее женское колдовство. Она меня приворожила. Или… Или случилось страшное. Наверное, я влюбился. Как дурак. Как мальчишка. Вот уж не ожидал. Ну да ладно. Как-нибудь переживем и это. Нехорошо влюбляться в чужих жен. Да еще с такой профессией. Надо быть сдержаннее».
И он, как только смог, первым делом конечно же помчался на киностудию.
На площади перед проходной, разыскивая место на автостоянке, Юрий вдруг заметил в зеркале заднего вида знакомый ему черный джип, который тогда преследовал его с Ликой.
Прижавшись к бордюру тротуара, затаившись между машинами, Гордеев наблюдал за таинственным, грозным джипом и был необычайно удивлен, когда увидел, что джип совершенно свободно, даже не предъявляя пропуска, проследовал на территорию студии.
Юрий выскочил из машины и бросился к проходной.
К счастью, вахтерил старый знакомый.
– С праздником! – на бегу крикнул ему Юрий.
– С каким? – опешил вахтер, посторонившись.
– Ну… Если твоя вахта, значит, на носу праздник!
Вахтер рассмеялся и махнул вслед Гордееву рукой.
На главной площади киностудии перед административным корпусом черный джип еще кружил в поисках места для парковки.