Вифлеемская Звезда - Абрахам Север

время идёт само по себе и над ним сущность не властна, по крайней мере напрямую. Пусть оно не совершенно и ей чего-то не хватает. Оно создаёт мир, созерцает своё творение и… Что? Какой результат? Что вообще даёт это созерцание? Восхищение своей работой? Она рано или поздно надоест, уничтожится или зациклится, уйдёт в самозабвенные прогрессии. Как игра в «жизнь»38. Что тогда не хватает, чтобы закончить картину? Может, чтобы из творения развилось что-то. Вот только что? Если сущности будет достаточно простоватенькой геометрии, то на этом система и зациклится. Цель найдена, но достаточна ли она? Создай ты хоть точку, хоть триллионы линий, в бесконечной перспективе это одно и то же. Но должно быть нечто более масштабное и грандиозное, наподобие самой сущности, нечто божественное и такое же могущественное или на порядок меньше? Порождение нового божества из собственно сотворённой несовершенной системы? Как люди, которые достигли такого прогресса, что станут сродни божествам. Пусть. Если в одном пространстве станет несколько, к примеру, две сущности с безграничными возможностями, то это же неизбежно приведёт к коллапсу. Желание одной будет противоречить желанию другой рано или поздно, а это очевидно. Победит та, у которой будет больше всемогущести, может, хитрости или мироздание порвётся на двое, чтобы одна сущность не мешала другой. Может так вшито в саму природу вещей, а может, несколько сущностей просто никак не будут взаимодействовать друг с другом, чтобы не произошёл коллапс. Ну и дальше, какой в этом смысл? В своеобразной репликации? В таком странном помножении всемогущих сущностей и миров? Их существование ни на йоту не оправдывается, если они разумны. Хотя больше они напоминают программу. Отточенную машину, созданную ещё одной сущностью, стоящей на порядок выше. И какой у неё смысл? А у её материнской? Всё снова зациклилось, это ли конечная форма, в тупом безобразном цикле, как в приближении множества Мендльбродта? Просто ради самого факта бытия? Даже у богов нет смысла в существовании, зачем же тогда я копошусь в этом. Это всё, в сущности, бренные размышления. После дойки коровы или вечера на сеновале такое в голову местным жителям не приходит”. — крутился Сергей в ожидании сна или ужина. Он мог застопориться на невозможности дальше вести мысленную канитель, выпускал пар, а потом как иглой цеплялся за выскочивший узелок в одну из предыдущих нераскрытых тем и углублялся в неё. И эти мысли у него появлялись без всякой внешней стимуляции. Без малого это часто сопровождалось головными болями.

Наконец, Сергей не выдержал и перестал подчиняться старикам. Высказал своё резкое мнение обо всём быту старшего поколения, когда его попросили начистить картошки для супа. За такие штучки Маня и Игнат пригрозили внуку, что если он не изменит свои взгляды и не извинится, то кормить его никто не будет. Это был их план блицкрига.

К сожалению, после того, как Сергей пробойкотировал ужин, вся стратегия бабки и деда пошла под откос. Они совершенно не ожидали безразличие внука к еде. В ход пошли уговоры и россказни о неуважении и прочем. Сергей внезапно сорвался и наорал на стариков за то, что они не могут различить обычное хамство и разгильдяйство от экзистенциального кризиса и апатичного безразличия. Психотерапевт, да и психолог описывали его состояние как депрессию. Старики малость поутихли, Игнат сказал, что у них в деревне никто таким никогда не болел и это всё городская придурь. Что он ещё мог сказать? Всё равно, что крепостному крестьянину объяснять принцип работы двигателя внутреннего сгорания и возможные проблемы с его эксплуатацией.

Алёне Витальевне Сергей отписывал, как всё прекрасно. Он понимал, что она ему ничем не поможет, а лишние расстройства ни к чему. Один, кинутый на произвол судьбы, медленно, но верно сходящий с ума.

Дед Игнат отправился в понедельник со своим другом Гришей из соседней деревни на рыбалку. Хотел силой взять Сергея с собой, но тот наотрез не захотел вставать в четыре утра, чтобы в недалёкой сажалке или ещё какой луже поймать несколько обитателей водоёма, чтобы измучить их в ведре отсутствием пространства, затем оглушить отбивным молотком по голове, содрать чешую и приготовить одним из множества изощрённых способов, насытив позже своё брюхо, получив дозу дофамина, за то, что съел питательный и вкусный продукт. К этим мелким забавкам, таким как рыбалка, и сводится жизнь самого разумного существа на Земле. Получение кайфа от перакты всякими разными способами да удовлетворение физиологических потребностей и прочих мелочей. Машина, сложная и необыкновенная, но всё-таки лишь машина, подчиняющаяся изготовленным заранее законам, придуманных хаотичной природой. Поиск своего места в мире и познания себя рано или поздно должны были привести к таким нерадостным суждениям. Или смирись, или…

Когда к обеду дед Игнат возвратился с пакетом припасов и ведром окуней и краснопёрок, то внезапно обнаружил, что не заметил, как положил к себе в торбочку снасти Гриши в синей коробочке. Тотчас был сделан звонок. Игнат предлагал занести снасти сейчас, друг же отнекивался и говорил, что можно отдать и потом. Однако дед Сергея, боявшийся долгов и чужих вещей по суеверным убеждениям, был непреклонен и убедил Гришу, что в течении часа или двух снасти вернуться к владельцу.

На улице безжалостно палило солнце. Идти в соседнюю деревню совершенно не было желания, особенно, когда хотелось Маниного рассольника и когда всё тело ломило от долгой ходьбы с тяжёлым ведром. Решение пришло само собой при виде лежачего и бездельничающего Сергея.

Игнат без прикрас растолковал внуку ситуацию, что подставлять Гришу некрасиво, а дедушка уже устал. Сергею эти низменные проблемы были абсолютно неинтересны. После нескольких отказов Игнат стал ерепениться и припряг бабку Маню на разборки, аргументирую свою правоту и целесообразность своим возрастом и старшенством.

Внуку решать чужие проблемы не очень хотелось, но и оставаться в доме, где ему ездят по ушам, тоже казалось скверным вариантом. Ради собственного спокойствия, а не из благих побуждений, он согласился на эту дедовскую авантюру.

Ему сказали адрес, упаковали в пакетик снасти и проинструктировали, куда и сколько идти. От Ракутичей до Хмелевки три километра. Раздражению Сергея не было предела, особенно ему не нравилось участие в чужой нелепой затее, вызванной необдуманностью решений. Где ж там вековой на три четверти дед признает свой промах, такому уже не бывать до самых последних его дней! Позвонить и всё отменить до следующего раза, конечно же, не бралось в расчёт, потому что это идея Гриши и внука, но никак не самого деда Игната.

Выйдя на улицу, в волосы