Седьмая девственница - Виктория Холт

Это я подошла к ней и распустила шнуровку у лифа Она лежала там в церкви на полу, шляпка свалилась, золотистые ресницы неподвижно покоились на бледной коже.

Мне хотелось закричать:

— Меллиора, я не забыла. Но у меня Карлион…

Слуги угрюмо наблюдали за происходящим. Я понимала, что означает выражение их лиц.

Признаны виновными в святом месте!

Мы снова в аббатстве. Слава Богу, колокола прекратили свой заунывный звон! Слава Богу, подняли шторы, чтобы впустить свет!

Мы выпили шерри и съели блюда, приготовленные для похоронной трапезы. Джастин был спокоен и замкнут. К нему вновь возвращалось его обычное самообладание. Но каким же несчастным он выглядел — убитым горем, как и подобало мужу, только что потерявшему жену.

Мать Джудит увезли домой. Опасались, что, если она останется, разразится истерическая сцена. Мы старались говорить обо всем, кроме похорон. О растущих ценах, о положении в правительстве, о заслугах молодого мистера Дизраэли, об ошибках Гладстона. Были и более близкие нам темы. На самом ли деле Феддер собрался закрыть свою шахту, и как это отразится на жителях края?

Я была хозяйкой. Будь здесь Джудит, я все равно бы выполняла эту роль, но теперь меня все считали хозяйкой, и так будет, пока не женится Джастин.

Но Джастин не должен жениться никогда! Вот все и сказано! Так я решила. У Джастина не должно быть законного сына, ведь прежде, чем он сможет его получить, он должен обзавестись супругой.

У Джастина никогда не должно быть сына, который сможет занять место Карлиона.

Но он ведь собрался жениться на Меллиоре? Сможет ли он это сделать? Только если готов противостоять непрекращающимся сплетням.

Захочет ли Джастин пройти через это?

Как только я освободилась, я поспешила в комнату Меллиоры, где царил полумрак, потому что никто не поднял у нее шторы.

Ее золотистые волосы были распущены, она лежала на кровати и выглядела молоденькой и беспомощной, так напоминая мне о днях нашего детства.

— Ах, Меллиора, — сказала я, и голос у меня прервался.

Она протянула мне руку, и я взяла ее. Я чувствовала себя Иудой.

— И что теперь? — спросила я.

— Это конец, — ответила она.

Я была сама себе противна. Я прошептала:

— Но почему? Теперь… вы свободны.

— Свободны, — горько рассмеялась она. — Мы никогда не были менее свободны.

— Но это нелепо. Она больше не стоит между вами. Меллиора, мы можем говорить друг с другом совершенно откровенно.

— Никогда она так прочно не стояла между нами.

— Но ее нет.

— Ты же знаешь, что говорят.

— Что он, возможно, с твоей помощью, ее убил.

Она приподнялась на локтях, в бешенстве сверкнув глазами.

— Как они смеют! Как они смеют говорить такое о Джастине.

— Похоже, что она умерла как раз в тот момент, когда…

— Не говори так, Керенса. Ты ведь этому не веришь.

— Конечно же, нет. Я уверена, что он не имеет к этому никакого отношения.

— Я знала, что могу положиться на тебя.

Не надо, Меллиора, не надо, хотелось мне закричать; какое-то мгновенье я не могла говорить, потому что боялась, что, заговорив, выпалю правду.

Она продолжала.

— Мы все обсудили. Это конец, Керенса. Мы оба знаем, что это конец.

— Но…

— Ты должна понять. Я не могу выйти за него замуж. Разве ты не понимаешь, что это послужит подтверждением, по крайней мере, так подумают. Есть только один способ доказать, что Джастин невиновен.

— Ты уедешь? — спросила я.

— Он не позволил мне. Он хочет, чтобы я осталась здесь, с тобой. Он говорит, что ты сильная и что ты мои друг. Он доверяет тебе заботу обо мне.

Я закрыла лицо руками. Я не смогла сдержать усмешки, игравшей у меня на губах. Я насмехалась над собой, а она не должна была этого знать. Она, когда-то так хорошо понимавшая меня, может понять меня и теперь.

— Он говорит, что мне слишком тяжело будет жить… вдали отсюда. Он говорит, ему известно, что за горькая жизнь может быть у компаньонки или гувернантки. Он хочет, чтобы я осталась здесь… присматривала за Карлионом, как сейчас… чтобы рядом был такой друг, как ты.

— А со временем… когда позабудется… он женится на тебе?

— Ах, нет. Мы никогда не поженимся. Он уезжает.

— Джастин уезжает? — Мой голос дрогнул от радости. Джастин слагает свои полномочия. Путь свободен — поле боя за мной и моей семьей.

— Это единственный выход. Он думает, так будет лучше всего. Он поедет на Восток… в Китай, в Индию.

— Не может быть!

— Может, Керенса. Он не вынесет пребывания здесь, раз нам не придется быть вместе. И жениться на мне он не хочет, чтобы не подвергать оскорблениям, которые, как он понимает, посыплются на меня. Он хочет, чтобы я осталась с тобой, и со временем, возможно…

— Ты поедешь к нему?

— Кто знает…

— И он твердо решил так сделать? Не может быть. Он передумает.

— Только одно может заставить его передумать, Керенса.

— И что же это?

— Если можно будет что-нибудь доказать. Если бы кто-нибудь видел… Но мы знаем, что никто не видел. Ты ведь понимаешь, иного способа доказать, что мы невиновны, нет, кроме этого…

Вот когда надо бы ей признаться! Джудит споткнулась об игрушку Карлиона. Он оставил ее на верхней ступени лестницы, а она не заметила. Ясно, что случилось, потому что каблук застрял в ткани. Я унесла игрушку, потому что не хотела, чтобы поступок Карлиона посчитали причиной ее смерти. Я не хотела, чтобы какая-либо тень пала на моего сына.

Но ведь была и еще одна сторона.

Я могу оправдать Джастина и Меллиору; они смогут пожениться, смогут завести сына.

Нет. Не могу. Аббатство — для Карлиона. Сэра Карлиона. Как я буду гордиться в тот день, когда он получит этот титул. Я вышла замуж без любви, я упорно боролась, чтобы получить желаемое, я многое вынесла. Что же мне теперь, всем этим пожертвовать ради Меллиоры?

Я очень привязана к Меллиоре. Но что у них с Джастином за любовь? Будь я на месте Меллиоры, разве позволила бы я своему возлюбленному покинуть меня? Разве полюбила бы я человека, который так легко признаёт свое поражение?

Нет, такая любовь, как у них, недостойна жертвы. Мне надо все время об этом помнить. Если бы они действительно любили, то были бы готовы все вынести ради друг друга.

Я боролась за будущее моего сына, и ничто не должно становиться у меня на пути.