Седьмая девственница - Виктория Холт

Спустя два дня после того как в стене аббатства Сент-Ларнстон были найдены останки замурованной там монахини, мы все и встретились. Нас было пятеро — Джастин и Джонни Сент-Ларнстоны, Меллиора Мартин, Дик Кимбер и я — Керенса Карли — имя ничуть не хуже, чем у любого из них, хотя я жила в домишке с глинобитными стенами, а они были из благородных.

Аббатство принадлежало Сент-Ларнстонам уже не одно столетие, а еще раньше там был женский монастырь. Внушительное здание из необработанного корнуэльского камня, с настоящими боевыми норманнскими башнями — так оно выглядело; кое-где его восстановили, каким оно было прежде, а одно крыло явно относилось ко временам Тюдоров. В самом доме я тогда еще не бывала, но все места вокруг знала очень хорошо. Необычен был не столько сам дом, хоть он был интересный и старинный, но в Англии, да и в самом нашем графстве Корнуолл, таких много. А вот Шесть Девственниц имелись только в аббатстве Сент-Ларнстон.

Именно так эти камни все и называли — Шесть Девственниц. Хотя, если верить легенде, называли их неправильно, потому что в ней говорится, что шесть женщин обратились в камень как раз потому, что потеряли девственность. Отец Меллиоры, его преподобие Чарльз Мартин, увлекавшийся изучением прошлого, называл их «менхирами», что по-корнуэльски значит «длинные камни».

Предание о том, что девушек было семь, все узнали тоже от его преподобия. Его придел, как и он, увлекался историей, и однажды его преподобие нашел в старом сундуке какие-то записи. Среди них было и предание о седьмой девственнице. Он тогда напечатал эту легенду в местной газете. Публикация взбудоражила весь Сент-Ларнстон, и те, кто раньше не удостаивал эти камни и беглого взгляда, ходили и подолгу глазели на них.

В предании говорилось, что шесть юных послушниц и монашка утратили девственность, и послушниц выгнали из монастыря. Покинув его, они пустились в пляс на ближайшем лугу, за каковую дерзость и были обращены в камень. В те времена существовало поверье, что место, где кого-нибудь замуровывают живьем, будет счастливым. Человека помещали в полое пространство в стене, а потом стену наглухо закладывали, оставляя человека там умирать. Монашку, чей грех был тяжелее, чем у остальных, приговорили к погребению в стене заживо.

Его преподобие отец Чарльз сказал, что вся эта история вымышлена: камни стояли на лугу, должно быть, задолго до того, как там построили монастырь, потому что, по его мнению, они были древнее, чем христианство. Он напоминал, что подобные камни можно видеть по всему Корнуоллу и в Стоунхендже, но корнуэльцам больше нравилось предание о девственницах, и они предпочитали верить легенде.

Но прошло какое-то время, и одна из самых древних стен аббатства рухнула. Тогда сэр Джастин Сент-Ларнстон распорядился немедленно ее починить.

Ройбен Пенгастер как раз работал там в тот момент, когда обнажилась полость в стене, и, как он клялся, увидел стоящую там женщину.

— Она была там всего один миг, — уверял он. — Ну будто наваждение. А потом исчезла, и ничего не стало, только пыль да старые кости.

Поговаривали, что с этого момента Ройбен и стал «не в себе». Таких у нас в Корнуолле еще называют «зачарованными». Он был не то чтобы сумасшедший, но не совсем такой, как все. Слегка отличался от всех нас, а все потому — так говорили, — что как-то темной ночью он попался эльфам, и это они его таким сделали.

— Он видел то, что смертному видеть не положено, — говорили про него. — Вот и стал зачарованным.

Но кости в стене и вправду были, и специалисты говорили, что это кости молодой женщины. Интерес к аббатству вспыхнул с новой силой, как тогда, когда его преподобие отец Чарльз опубликовал предание в газете. Людям хотелось взглянуть на то место, где были найдены кости. Хотелось взглянуть и мне.

День был жаркий, и вскоре после полудня я вышла из нашего домика. Мы все съели по целой миске варенки: и Джо, и бабушка Би, и я. Для тех, кто не живал в Корнуолле и не знает, что такое варенка, поясню, что это вроде каши из гороха. Такое блюдо часто едят в Корнуолле в голодные времена, потому что оно дешевое и сытное.

В аббатстве-то, конечно, не варенку подают, думала я на ходу. Они едят жареных фазанов с золотых тарелок и пьют вино из серебряных кубков.

Я не слишком много знала о том, как едят знатные господа, но у меня было, живое воображение, и поэтому я совершенно ясно представляла себе картину сидящих за столом Сент-Ларнстонов. В те дни я все время сравнивала их жизнь со своей, и сравнение меня злило.

Мне было двенадцать, у меня были черные волосы и черные глаза, и хотя я была очень худенькой, во мне уже появилось нечто заставлявшее оборачиваться мужчин. Тогда я плохо понимала себя, не занималась самоанализом, но одно знала точно: у меня была гордость, та самая гордость — гордыня, — что является смертным грехом. Я держалась дерзко и надменно, словно не жила в жалкой хижине, а принадлежала к семейству вроде Сент-Ларнстонов.

Наш домик стоял на отшибе, в маленькой рощице, и мне казалось, что и мы тоже особенные, хотя он был точь-в-точь таким, как у других — коробка со стенами из побеленной глины и соломенной крышей — самое что ни на есть примитивное жилище. И все же я постоянно твердила себе, что наш домик отличается от всех прочих, так же как отличаемся от всех остальных мы. Любой согласится, что бабушка Би — особенная, так же как и я со своей гордостью. А что касается Джо, то, хочет он того или нет, он тоже будет особенным. Я твердо намеревалась этого добиться.

Выйдя из домика, я пробежала мимо церкви и дома доктора сквозь узенькую калитку прямо через поле к дороге, ведущей в аббатство. Там, где дорога длиною в три четверти мили подходила к дому, были ворота со сторожкой. Но если идти так, как шла я, и пробраться сквозь изгородь, то на дорогу попадаешь почти в том месте, где она выходит на газоны, раскинувшиеся перед домом.

Я помедлила, озираясь, прислушиваясь к шуршанию насекомых в высокой траве луга. Чуть поодаль виднелась крыша Дауэр Хауз, где жил Дик Кимбер, и на какой-то миг я с завистью подумала, в каком прекрасном доме он живет, Я почувствовала, как у меня сильнее забилось сердце, потому что я вот-вот окажусь на чужой земле — стану нарушителем границ чужих владений, а сэр Джастин суров с нарушителями, особенно в своих лесах. Но мне всего двенадцать, говорила я себе Они не могут жестоко поступить с ребенком!

Не могут? Джек Томс попался с фазаном за пазухой, и его отправили на каторгу. Семь долгих лет в Ботани Бэй, и он все еще отбывает их. Ему было одиннадцать, когда он попался.

Но меня не интересовали фазаны. Я не делала ничего дурного, и потом говорили, что к девочкам сэр Джастин более снисходителен, чем к мальчикам.

Теперь сквозь деревья мне был виден дом, и я замерла от внезапно нахлынувшего чувства. Какой величественный вид! Норманнские башни и узкие окна, а резьба на камне, казалось, впечатляла еще сильней от того, что изображения грифонов и драконов потеряли за долгие столетия четкость очертаний.