Облачно, возможны косатки - Ольга Филатова

Из Эвенска мы вернулись в Магадан, откуда планировался старт нашего следующего рейса по окрестностям Тауйской губы. Из лагуны, расположенной недалеко от поселка Ола возле Магадана, мы вышли ночью по приливу – перепады уровня воды в этой местности такие сильные, что днем шаркет, на который мы погрузились, лежал на обсохшем морском дне.

По сравнению с КЖ у шаркета были как преимущества, так и недостатки. Несомненным преимуществом было то, что вместо команды из нескольких человек, явно тяготившихся нашим присутствием, на этом суденышке имелся лишь один судоводитель – сам себе капитан и матрос Леонид Антоныч, дед лет семидесяти, привычный к работе с научными сотрудниками. Несомненным же недостатком было полное отсутствие гальюна, так что все соответствующие дела приходилось делать с кормы, предварительно попросив всех не смотреть в твою сторону.

Первым делом мы прошли на восток из Тауйской губы, обогнули полуостров Кони и дошли вдоль берега до залива Бабушкина, встретив по дороге лишь малого полосатика. Заночевали в небольшой бухте, которая, как мы потом выяснили, называется Астрономической. Утром, как только мы вышли в залив на маршрут, на море немедленно опустился густой туман. Мы ничего не видели, но продолжали двигаться вдоль берега в надежде скоро выйти на чистую воду. Внезапно вдалеке сквозь туман показался какой-то крупный объект неправильной формы. Мы некоторое время пытались понять, что это такое, и вдруг услышали человеческие крики и увидели движение на странном объекте. Неожиданно далекое загадочное сооружение, казавшееся нам по размерам чем-то вроде крупного сейнера, оказалось гораздо более близким маленьким понтоном с людьми (в густом тумане такое случается часто – размытая картинка кажется расположенной дальше, чем на самом деле; командорские песцы в тумане часто представляются далекими фигурами огромных волков). Люди махали руками и кричали нам что-то. Внезапно мы сами увидели то, что они имели в виду, – прямо перед носом шаркета поперек нашего курса тянулась линия поплавков. На этот раз уже мы дружно заорали, указывая стоящему за штурвалом Антонычу на стремительно приближающуюся сетку. Он не сразу понял, в чем дело, но все-таки успел в последний момент отвернуть. Оказалось, что это сетка-крыло, которая идет от берега к ставному неводу; она полностью перегораживает дорогу лососям, мигрирующим вдоль берега, и направляет их ко входу в невод, установленный дальше в море (рыбаки на понтоне как раз стояли возле самого невода). Нам повезло, что мы проходили мимо как раз в тот момент, когда рыбаки пришли забрать улов, – иначе мы наверняка не успели бы заметить поперечную сетку вовремя и налетели бы на нее на полной скорости, намотав на винт.

Обогнув невод по большой дуге, мы направились дальше вдоль берега и где-то через полчаса наконец вышли из полосы тумана в ясное солнечное утро. Но впереди, на выходе из залива Бабушкина, снова виднелась стена тумана, и мы решили поворачивать на запад. Так и шли весь день, то заходя в абсолютно непроглядный туман, то оказываясь ненадолго в разрывах, но никаких китов не встретили. К вечеру дошли до острова Завьялова. Здесь мы решили спустить лодку и поснимать сивучей в надежде увидеть животных с тавром. Таврение сивучей в дальневосточных морях наши коллеги-сивучатники проводят уже более 20 лет. Это позволяет надежно, на всю жизнь пометить животное, которое потом можно легко узнать даже на фотографии, сделанной издалека. Благодаря такой методике удалось выяснить много важных вещей об этом краснокнижном виде: как они перемещаются между разными районами, в каких районах численность снижается, а в каких растет, какова смертность в разном возрасте. Также тавро позволяет наблюдать за отдельными особями на лежбищах. Так выяснили, например, что на некоторых лежбищах самка уходит кормиться лишь на ночь, а на других – на сутки и более; похоже, это зависит от обилия рыбы и может сказываться на выживании детенышей.

На следующее утро погода испортилась – с утра поднялся ветер, а потом налетел еще и туман. Наш дальнейший маршрут лежал на запад поперек Тауйской губы, но нам ничего не оставалось, кроме как сидеть в каюте. Остров Талан, знаменитый своей колонией забавных птичек-конюг, мы едва рассмотрели сквозь клочья тумана.

Ночью ветер стих, и туман рассеялся. С утра, обнаружив прекрасную погоду, мы решили обойти на лодке Мотыклейский залив, а Антоныча на шаркете попросили срезать напрямую между мысами, так как шаркет движется гораздо медленнее, чем моторная лодка. Естественно, как только мы зашли вглубь залива, поднялся ветер с моря, т. е. ровно оттуда, куда нам нужно было возвращаться, и вместо того, чтобы обшаривать прибрежье в поисках гренландских китов и косаток, пришлось трястись против волны к условленному месту встречи с Антонычем. Все это привело нас в крайне мрачное расположение духа. Шел уже шестой день нашего рейса, пора было поворачивать обратно в сторону Магадана, а мы до сих пор не видели ничего интереснее малого полосатика! Это был провал.

Мы загрузились на шаркет, затянули лодку на палубу и встали на вахту. Добившись нашей позорной капитуляции из Мотыклейского залива, ветер снова стих, и мы двинулись на шаркете мимо Тауйска на восток вдоль длиннющего песчаного пляжа, тянущегося почти до самой бухты Нагаева, в которой расположен Магадан. Уж здесь-то нам точно ничего не светит, думала я: раз в изрезанных бухтах и заливах не удалось найти никого интересного, то напротив этого открытого мелководного, бесконечно скучного пляжа тем более никого не будет.

Мы прошли мимо Янского лимана и продолжали двигаться вдоль берега. Вдруг под бортом послышалось громкое фырканье. Мы оглянулись – прямо рядом с шаркетом плыл молодой сивуч, кося на нас из воды круглым глазом. Ольга немедленно схватилась за фотоаппарат, а сивуч с удовольствием позировал, следуя за нами возле самого борта. Возможно, его прикормили рыбаки, и он ожидал, что мы кинем ему что-нибудь вкусное, но, кроме борща, нам было нечего ему предложить.

Пока мы с Ольгой разглядывали сивуча, Леша продолжал сканировать море в бинокль и вдруг нерешительно произнес:

– По-моему, я вижу косатку.

Я сперва не поверила – ну какие косатки возле этого открытого берега? – но на всякий случай всмотрелась в то место, куда указывал Парамонов. Прошла минута, другая – и внезапно в волнах действительно мелькнул вертикальный черный плавник.

Десять минут спустя мы неслись на лодке туда, где увидели косаток. Антоныча на шаркете с по-прежнему преследовавшим его сивучем попросили пройти дальше от берега, чтобы не беспокоить животных. Подойдя ближе, мы замедлились и стали осматриваться, и вдруг – ффух! – косатка вынырнула совсем недалеко от нас. Это был не самец, которого я увидела первым, а подросток. Потом чуть поодаль показалась самка – скорее всего, его мать. Все трое шли порознь, довольно далеко друг от друга. Мы решили пройти за ними некоторое время и понаблюдать, прежде чем пытаться подойти ближе для фотографирования и взятия биопсии.

Косатки шли вдоль берега на восток, время от времени меняя направление движения, но потом снова возвращаясь на прежний курс. Следить за ними было сложно – они проныривали большие расстояния под водой, и, если бы не высокий плавник самца, мы могли бы вовсе потерять их из виду. Минут через двадцать все трое неожиданно вынырнули в одном месте и начали что-то активно делать на поверхности воды. Мне показалось, что они кого-то едят, – это было похоже на то, как в 2013 году командорские косатки поедали добытую морскую свинью. Когда мы подъехали к ним, все уже было кончено, но на поверхности воды плавали следы преступления – куски шкуры тюленя-ларги. Троица, собравшись в тесную группу, уходила от нас на восток. Мы бросились в погоню – когда они вместе, их легче сфотографировать и взять биопсию. Догнав их, мы увидели, что подросток все еще тащит в зубах недоеденный кусок ларги, припасенный на черный день. Возможно, благодаря этому нам удалось почти сразу подойти к ним, сфотографировать, а стрела из Лешиного арбалета удачно тюкнула в бок самца, взяв пробу.