«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма - Александр Чудинов

И все же отец Павла опоздал со своим предупреждением: его сын уже попал на подозрение. В той же депеше Симолин докладывал в Петербург:

Из текста донесения Симолина можно понять, что к тому моменту русское посольство в Париже уже какое-то время пыталось вести наблюдение за молодым Строгановым. Об этом свидетельствуют и полученные из неназванного источника сведения о связях юного графа с революционерами и о соответствующем влиянии на него наставника, и задание священнику установить его местонахождение, и ссылка на А. Машкова, который, как мы уже знаем, имел какое-то отношение к визиту полицейского агента в дом Ромма и Строганова. Причем Машков мог лично поделиться имеющимися у него сведениями с петербургским начальством Симолина, поскольку находился тогда в России.

Машков покинул Париж в конце мая 1790 года, что получило отражение в документах французской службы контроля за иностранцами. Информация об его предстоящем отъезде впервые прошла в сводке за 22 мая:

Сам же отъезд был зафиксирован в недельной сводке за 29 мая:

Возможно, именно приезд в Петербург Машкова с далеко не самыми благоприятными вестями о поведении Павла Строганова во Франции и привел к возникновению тех самых «неблагоприятных обстоятельств», на которые намекал старый граф, требуя у Ромма скорейшего отъезда из Парижа.

Однако своим письмом А.С. Строганов лишь ненадолго предвосхитил то, чего вскоре официально потребуют российские власти. Хотя он и выразил свою волю в форме просьбы, однако сделал это столь определенно, что лишил Ромма всякой возможности и далее откладывать отъезд под благовидными предлогами. Учитель Павла был в ярости: во-первых, ему предстояло покинуть столицу как раз в тот момент, когда его революционная карьера обрела весьма многообещающие перспективы, во-вторых, безвозвратно рушился план революционного воспитания ученика. Письма Ромма тех дней выдают сильнейшее раздражение. Семнадцатого июля он жалуется графине д’Арвиль:

Столь же откровенное недовольство сквозит и в его письме А.С. Строганову от 22 июля. Правда, на сей раз Ромм предпочел умолчать о планах «воспитания свободного человека» и лишь выразил обиду на якобы выраженное ему недоверие:

Если отвлечься от велеречивых жалоб на допущенную по отношению к нему несправедливость, то окажется, что в своем весьма пространном послании Ромм так и не назвал никаких реальных причин, побуждавших его настаивать на дальнейшем пребывании во Франции, тем более что на словах он вроде бы и не отрицал необходимость посещения других стран для продолжения учебы воспитанника. По всей видимости, Ромм не хотел покидать Париж лишь потому, что намеревался и далее участвовать в революции. Ни о каких учебных занятиях с Попо давно уже не было и речи. Признаться во всем этом старшему Строганову он, разумеется, не мог, а потому вынужден был отделываться туманными намеками и недомолвками:

Вынужденный подчиниться воле старшего Строганова и покинуть Париж, Ромм, однако, не едет с учеником в Вену, а сообщает, что будет в Жимо «дожидаться окончательного решения» старого графа.

И вот когда стало ясно, что их скорый отъезд из столицы неминуем, тогда-то и произошло событие, которое многие историки считают кульминацией пребывания Павла Строганова в революционной Франции, а именно – вступление «гражданина Очера» в Якобинский клуб. Это произошло седьмого августа, согласно сохранившемуся в бумагах Ромма сертификату Общества, подписанному А. Барнавом. А уже десятого августа департамент полиции Парижского муниципалитета выписал путешественникам паспорт для следования в Риом. Спустя еще три дня они отправились в путь. Таким образом, Павел Строганов реально состоял членом Якобинского клуба менее недели и в этом качестве мог посетить от силы лишь одно-два заседания. Какой же тогда был смысл ему вообще записываться в якобинцы? При полном отсутствии какой-либо практической значимости данного шага, Ромм, очевидно, придавал ему, прежде всего, символическое значение. С одной стороны, этот акт становился логическим завершением курса «политического воспитания» юноши, осуществлявшегося наставником в течение предыдущего года, своего рода инициацией, посвящением в «свободные люди». С другой стороны, Ромм тем самым как бы мстил А.С. Строганову за свои рухнувшие планы, демонстративно пренебрегая его просьбой держаться с Павлом подальше от политики.