Перевод с подстрочника - Евгений Чижов

– Слушай, я, кажется, наговорил тебе вчера лишнего, ты не обращай внимания. Забудь. Я о другом. Позвонил брат Зейнаб, который в охране президента служит. Завтра Народный Вожатый пойдёт на прогулку. Ты сможешь поговорить с ним в чайхане на старом рынке. Я пришлю за тобой шофёра, он тебя туда отвезёт. Отдашь президенту свои переводы. Это для тебя шанс исправить то, что ты натворил на вручении премии.

– Тимур, но перевод ещё не закончен.

– Неважно. Отдашь то, что есть. Понял?

– Ну да…

– Тогда готовься. Подумай, о чем будешь его спрашивать. И помни, что это твой единственный шанс. Другой возможности не представится.

В первую минуту Печигин не испытал ничего, кроме растерянности. Вот он и у цели. Он так ждал этой встречи, долгое время казалось, что без неё перевод не сдвинется с места, потом, когда работа пошла, необходимость в ней отпала, с тех пор как он уловил на водохранилище ток невидимого течения, всё стало получаться само собой, так что он почти про неё забыл. Что он скажет Народному Вожатому? О чем спросит? Может, после того, что он узнал о событиях в «Совхозе имени XXII съезда КПК», лучше ему с Гулимовым вовсе не встречаться? Но он не мог пропустить возможность увидеть вживую человека, скрытого за таким количеством изображений на плакатах, в газетах, на телеэкране. Не может быть, чтобы ему не открылось вблизи что-то новое, ускользнувшее от фото– и кинокамер. И кто знает, возможно, именно в этом окажется разгадка… Олег чувствовал, что отказаться от встречи значило бы пойти против того течения, которое влекло его всё последнее время.

Он собирался уже расплатиться за пиво и возвращаться домой, когда в бредущем мимо кафе старике с сумкой пустых бутылок узнал музыковеда Жаппарова. Олег не удивился, он же и в первый раз повстречал его здесь. Тогда старик, правда, двигался как-то уверенней, теперь жался к самому краю бульвара, украдкой бросая косые взгляды в поиске бутылок, и, если б Олег не подозвал его, скорее всего, прошёл бы мимо, сделав вид, что не узнал или не заметил. Неуверенно улыбаясь, старик подсел к столу, Печигин спросил, где он пропадал.

– Я столько раз тут проходил, ни разу вас не видел.

– А я здесь больше не работаю, уволили меня. Рассчитали, и до свидания. Чтобы вместо меня вон ту прелестницу взять, – старик показал на подметавшую асфальт девушку. – Она хозяина этого кафе дальняя родственница. А заодно, конечно, любовница. Но это, сами понимаете, между нами. Так что я теперь пенсионер. То есть, можно сказать, никто. Получаю пенсию по низшему разряду. Заслуги мои перед музыковедением не учтены, все годы преподавания коту под хвост – документы куда-то затерялись. А мои книги для определения разряда значения не имеют, что писал, что нет. Но я не в обиде! На кого мне обижаться? Не на этого же ангела с веником?! Вот хожу теперь, бутылки собираю. Раньше это моя работа была, теперь, можно сказать, хобби. Ну и, конечно, прибавка к пенсии. И существенная. Если места знать, можно до сотни бутылок за день набрать, а это, я вам скажу, деньги.

Старик приподнял сумку, слегка качнул, бутылки звякнули.

– Слышите, как звенят? Для меня это теперь лучшая музыка. Я, знаете, во всём научился музыку слышать. Это раньше, когда я книги писал, мне симфонии нужны были, оратории. А теперь я иду по бульвару – и везде музыка! Всё пространство дышит звуками: шарканье шагов, обрывки разговоров, звон бутылок, гудки машин – это всё настоящая музыка! Только чтобы её различить, нужно стать окончательно никем. Пока ты ещё кто-то и кем-то себя считаешь, это мешает тебе слышать…

Жаппаров сделал глоток взятого ему Печигиным пива, вытер грязным рукавом рот, облизнул губы.

– Вам это, наверное, кажется сентиментальным? Ошибаетесь, друг мой. Просто вы пока ещё слишком кто-то. Вы, извиняюсь, кто по профессии? Как? Перевозчик?

Старик приложил ладонь к заросшему седым волосом уху, весь съёжился от усилия расслышать – похоже, обретённая им чуткость к музыке пространства сопровождалась некоторой глухотой.

– Ах, переводчик! Ну, неважно, это всё равно. Важно, что пока вы ещё не готовы услышать. Но придёт и ваше время. И не думайте, что это простая, легкодоступная музыка. Она полна контрапунктов и диссонансов, Стравинский или там Шенберг куда проще… С каждым днем я всё глубже проникаю в её тайну, но всё-таки не постиг её до конца. Потому что я и сам ещё слишком кто-то… Никогда нельзя сделаться в достаточной степени никем! Слышите?

Жаппаров поднял палец, обращая внимание Печигина на раздавшуюся где-то далеко автомобильную сирену.

– Я хотел бы у вас кое-что спросить…

– Да-да. – Старик придвинулся ближе, выныривая навстречу Олегу из окружавшего его облака звуков.

– Если б вам предложили встретиться с Народным Вожатым… о чём бы вы стали с ним говорить?

– Я слышал, он давно уже никого не принимает…

– Да, но бывают исключения. Давайте предположим.

– Даже и не знаю… – Жаппаров в затруднении раскачивался на стуле. – А что, у вас есть такая возможность?

Печигин не удержался от того, чтобы поразить старика:

– Вероятно, я увижу его завтра.

Жаппаров откинулся на спину стула, щёлки глаз ещё больше сузились, взгляд сделался недоверчивым: расстояние между ним и президентом было слишком огромно, чтобы допустить, что один и тот же человек может сегодня говорить с ним, а завтра с Гулимовым.

– Я ведь не просто переводчик, я перевожу на русский стихи Народного Вожатого.

– Ах, вот что… – Старик весь подобрался, выпрямился, убрал со стола руки, чтобы спрятать грязные манжеты.

– Так о чём бы вы на моём месте его спросили?

– Ну хотя бы о пенсии… Чтобы немного увеличить… Хотя нет, это ерунда, о чём я… Всё пустяки… – Даже гипотетический шанс встречи с президентом вместе с близостью человека, для которого этот шанс был реальностью, повергли музыковеда в смятение. – Есть вещи поважнее… Минуту… Дайте подумать…

Пока старик думал, Олег увидел на бульваре ещё одного знакомого. Внимательно глядя по сторонам, по направлению к ним сквозь косой дождь утренних теней шел Алишер. Заметив Печигина, свернул к нему и, церемонно поздоровавшись, присел на свободный стул.

– А я вас ищу. Заходил к вам домой, вас нет. Решил посмотреть поблизости, вдруг где-нибудь встречу. А вы вот, оказывается, где…

В последних словах не было и тени упрека, и всё же Печигин различил скрытый укор во всей его подтянутой и в то же время неловкой, точно с трудом сгибающейся фигуре, в тяжёлом лице и брошенном на пивные кружки взгляде: прохлаждаетесь… На Алишере были тёмные брюки и обычная джинсовая рубашка, но они выглядели на нем как военная форма неизвестного образца. Этот человек находился в постоянной боевой готовности, и пить в его присутствии пиво можно было только после команды «вольно». Олег представил его Жаппарову, и не прошло и минуты, как музыковед рассказал, что Печигина ждёт завтра встреча с Народным Вожатым.