Отрок московский - Владислав Русанов

Рядом с ним толпилась дружина, а может, и наспех вооруженная челядь. Кожаные куртки, безрукавки из овчины мехом наружу. На головах войлочные колпаки, и лишь у двоих или троих брат-рыцарь разглядел помятые шапели[136], неухоженные настолько, что в Париже, Меце или Страсбурге их постеснялся бы надеть самый нерадивый городской стражник.

– Halt! Wer sind?[137]– прогудел, словно в бочку, голос из-под забрала.

Жиль положил ладонь на рукоять меча. Так хорошо начинался день… После январских снегопадов солнце наконец-то озарило заросшие лесом пологие склоны гор. Вдалеке, неограненным бриллиантом сверкая в ультрамариновом небе, горела вершина Айнёдригель. Перевалив горы, храмовники намеревались выйти к истокам Влатвы, а там, наняв проводника из местных, пробираться к Будейовицам. Казалось, столь негостеприимная Бавария, стоившая жизни брату Рене и едва не похоронившая под снежными заносами весь отряд, закончилась. Скоро весна и Богемия. Почему-то брату Жилю от самого слова «Богемия» веяло теплом, распускающейся листвой и полевыми цветами.

И вот на тебе – раубриттер. О том, что многие обедневшие рыцари не гнушаются поправлять благосостояние самым обычным разбоем, молодой человек знал давно. Хватало их и во Франции, и в Бургундии с Фландрией, и, конечно же, в Священной Римской империи. Вот только сталкиваться лицом к лицу не доводилось.

Антуан де Грие откашлялся в кулак.

– Мы – мирные путешественники. Смиренные братья.

– Французы? – недоверчиво произнес немецкий рыцарь.

Челядинцы его заволновались. Не стесняясь, показывали пальцами на мечи путешественников. Девять воинов. Не чета с бору по сосенке надерганному деревенскому сброду. Похоже, раньше они считали полтора десятка человек при дюжине коней легкой добычей. Но теперь резко изменили мнение.

«Может быть, удастся разогнать их без драки», – подумал Жиль.

– Я – Лютгард фон Шварцербэр. – Немец приподнял забрало. Теперь его голос звучал не так глухо. И уверенности в нем не уменьшилось. – Вы идете по моей земле.

– Здесь нет никаких знаков, – ответил брат Антуан. – Не было застав.

– Застава здесь! – Немец стукнул моргенштерном в мерзлую землю. – Хотите идти дальше – платите! Не хотите платить – убирайтесь, откуда пришли.

– Нам нельзя возвращаться, – прошептал д’Орильяк. – Силы людей и коней на пределе.

– Мы – люди небогатые, – громко сказал де Грие. – Странствуем во исполнение обета.

– И далеко путь держите?

– В Силезию.

– Странную дорогу вы выбрали.

– Мы немножко заблудились в горах. Если господин фон Шварцербэр будет столь любезен, что даст нам проводника… Само собой, мы оплатим, по мере возможности, эту услугу.

Раубриттер задумался.

– Десять марок серебра.

– Сколько? – опешил брат Антуан.

– Сколько слышал, француз.

– У нас нет столько денег. Повторяю, мы бедные путешественники.

– У вас хорошее оружие…

– Und die Pferde sind nicht schlecht, – громким шепотом проговорил один из немецких дружинников в более-менее исправных доспехах – бригантине с бронзовыми бляхами. – Nur eine sehr dunne…[138]

– Тогда отдавай коней и товары.

– У нас нет товаров. – Брат Антуан говорил терпеливо, но в его голосе уже прорезались нотки тщательно скрываемого гнева. – Мы – не купцы.

– Но кони ведь есть? И вьюки полные. Отдавай коней, француз, или мне придется забрать их силой.

– Приготовьтесь, – шепнул брат Жиль сержантам.

Д’Орильяк забормотал себе под нос скороговоркой, выделывая пальцами странные пассы.

– Záuberer!!![139]– истошно заорал совсем молодой парнишка с веснушчатым носом и перепачканными сажей щеками, вскидывая арбалет.

Щелкнула тетива.

Брат Эжен сгорбился, медленно, будто в страшном сне, заваливаясь вперед.

– Angegriffen! – взревел раубриттер, с грохотом захлопывая забрало. – Alle tоten![140]

Разномастная толпа хлынула на дорогу.

Кровь прихлынула Жилю к вискам.

– Босеан!!! – заорал он, срывая горло, и выхватил меч.

Рядом сверкнул клинок брата Антуана.

– Non nobis Domine![141]– выкрикнул храмовник, раскручивая меч над головой.

– Non nobis, – откликнулись сержанты. – Sed nomini Tuo da gloriam!!![142]

Первого дружинника Жиль свалил коротким ударом между шеей и ключицей, используя силу размаха, крутанулся пируэтом, вклиниваясь между новыми двумя, ощутимо воняющими гнилой овчиной. Левого резанул поперек живота, правого ударил локтем в лицо, почувствовав, как лопаются губы, а зубы рассыпаются в крошево.

Краем глаза он увидел, что ошибочно оценил силы нападавших в два десятка. Из леса, близко подступившего к обочине дороги, выскочило еще с полдюжины грязных, оборванных баварцев, раскручивая над головами ременные петли.

Град камней забарабанил по вьючным лошадям и слугам, тщетно пытающимся сдержать перепуганных животных. Брат Бертольд упал на четвереньки и полз, стараясь прикрывать голову рукой. Полз к обочине прямо сквозь мешанину копыт, взрывающих снег.

Здоровенный мужик в кожаной куртке с нашитыми обрывками кольчуги вырос перед Жилем, замахиваясь топором на длинной рукояти. Рыцарь полоснул его по пальцам и кончиком клинка чиркнул по горлу. Горячие капли брызнули веером, пятная щеки и лоб храмовника.

– Босеан! – оскалившись, выкрикнул он в лицо следующим двум врагам.

Дружинники раубриттера попятились, вскидывая оружие скорее для защиты, а не для нападения. Один сжимал двумя руками изъеденный ржавчиной меч. Держал неумело, будто сковороду. Второй размахивал палицей.

Позади щелкали арбалеты.

Кто-то кричал со смертной мукой в голосе.

– Non nobis Domine! – звенел голос брата Антуана.

Жиль прыгнул вперед, сокращая расстояние с врагами. Меч он держал высоко – крестовина на уровне глаз.

Баварец с мечом неловко отпрянул в сторону, оступился и упал навзничь, теряя оружие. Зато его товарищ попытался палицей ударить тамплиера в голову. Рыцарь легко уклонился, будто танцуя. Размах увлек дружинника, и ему пришлось широко шагнуть, чтобы удержаться на ногах, а Жиль обрушил клинок на его затылок, разрубая основание черепа.