Любовь властелина - Альберт Коэн

Желая блеснуть перед молчащим боссом, все фонтанировали и выдавали блестящие импровизации на странном жаргоне Секретариата: «ситуации, требующие разработки», «генеральный агреман на разделение как организационных, так и исполнительных обязанностей», «разнообразные способы разрешения проблемы», «завершение специальных мероприятий», «легкость получения решений от правительств в случае обращения к их доброй воле и желанию сотрудничать», «результаты опыта, широко демонстрирующие срочную необходимость конкретных действий», «очевидные меры, которые следует осуществить в целях выполнения намеченной программы», «практически несущественные трудности», «внушающие оптимизм речи, недавно прозвучавшие на заседании Совета». И так далее, и тому подобное, и все еще приправлено противоречивыми и непонятными предложениями, которые были скрупулезно записаны стенографисткой, которая ничего в этом, впрочем, не поняла, поскольку была умна.

Внезапно наступила тишина. Намутили столько тины, что никто не знал, что же все-таки решили и на чем остановились. Максвелл спас ситуацию, предложив обычное ленивое решение, а именно: «учреждение рабочей группы, которая проработала бы ситуацию и представила бы перед комиссией ad hoc, созданной в дальнейшем и составленной из членов правительств, предварительный специфический проект, состоящий из конкретных предложений, устанавливающий основные положения конкретной долгосрочной программы, определяющей систематические и скоординированные действия для продвижения целей и идеалов Лиги Наций».

Раздосадованный тем, что не ему в голову пришла эта идея, и озабоченный тем, чтобы его оценили в должной мере, ван Вриес предложил, что на базе дискуссий, которые сейчас имели место, и решений, которые сейчас будут приняты, «следует подготовить ориентировочное сообщение для использования рабочей группой и установления генеральной линии и предпочтительных направлений ее действий». Довольный своим подлым ударом в спину и довольный тем, что подпихнул грязную работу конкуренту, он выразил пожелание, чтобы Максвелл занялся подготовкой этого сообщения, которое впоследствии будет представлено на суд сэра Джона.

— Ну вот, превосходно, мы все пришли к согласию, — сказал Солаль и снова закусил губу. — Максвелл, за дело. Господа, я всех вас благодарю.

Оставшись один, он представил, что будет дальше. Максвелл призовет Мосинсона, временно прикрепленного к отделу планирования и связей с общественностью, скажет ему, что стенографический отчет о собрании содержит все необходимые элементы будущего доклада, что, по сути, вся работа уже проделана и Мосинсону нужно только все упорядочить и подредактировать. В общем, дел всего на час или два. «Короче, за дело, заключит он, все почти готово, но только будьте бдительны, учитывайте все политические аспекты проблемы и национальные особенности, это материя тонкая, ничего такого, что может не понравиться правительствам, больше тонкостей, больше нюансов, и принесите мне это завтра с утра». И бедный Мосинсон возьмется за дело, поддерживая себя бессчетными чашками кофе; не будет спать всю ночь. Погрязнув в бессмысленных дебрях расширенного отчета, потеряв надежду распутать клубок загадок, он просто сам сочинит то, что решили шесть директоров, и целиком извлечет из своего мозга ориентировочное сообщение. В общем, маленький еврей, временный служащий на мелкой должности, получающий всего пять сотен в месяц, примет решение за сэра Джона Чейни, генсека Лиги Наций, кавалера многих орденов.

— Мисс Уилсон, позовите ван Вриеса.

Начальник отдела мандатов-долговязый конь, страдающий неврастенией, рыжий, расчесанный на прямой пробор, — вошел сгорбившись, заранее ощущая себя виноватым, всегда в ожидании возможной выволочки. Солаль предложил ему сесть и, глядя в сторону, поинтересовался, доволен ли тот молодым Дэмом. Ван Вриес симулировал приступ кашля, чтобы иметь возможность обдумать ответ, дабы тот мог понравиться начальнику. Дэм, которого он ненавидел за его репутацию литератора не меньше, чем за его лень и опоздания, тем не менее был повышен в ранг «А» прямым указанием Солаля. Значит, этот маленький засранец замечен в высших сферах. Значит, нужно сказать о нем хорошо.

— Очень доволен. Превосходный работник, пунктуальный, инициативный и очень приятный в общении.

— Поручайте ему время от времени какую-нибудь миссию.

— Ах, конечно, я думал об этом буквально сегодня, — моментально соврал ван Вриес. — Я как раз намерен был отправить вам служебную записку с предложением отправить его в Париж и Лондон наладить контакт с соответствующими министерствами. Нет ничего лучше личного контакта, когда нужно наладить атмосферу доверительного сотрудничества. Кроме того, он сможет привезти нам ценную документацию, которую гораздо легче получить на месте. Я даже думал потом предложить вам отправить его на те территории, где требуется специальный подход, проблемные территории, я имею в виду Сирию и Палестину.

Сказав это, он уважительно кашлянул и стал ждать ответа, глядя на начальника преданным взглядом. Солаль одобрил его предложение, и ван Вриес удалился, довольный тем, что так легко на этот раз отделался. Выйдя в коридор, он гордо выпрямился и пошел с важным видом. Очень даже неплохо отделаться от Дэма на целых два месяца. Мосинсон, временный служащий, усердный труженик, с успехом его заменит.

XXIX

— Знаешь, старик, все отлично получилось, — сказал он, застегивая брюки, под успокаивающий шум любимого унитаза. — Мои поздравления, старина, — повторил он и вышел, сдерживая желание бежать и отряхиваться, как маленькая собачонка, радостная, только что выполнившая свой долг в густой траве, мокрой от утренней росы.

В коридоре он спросил себя, что ему теперь надо сделать. Он уже получил ежедневную инъекцию какодилата в медицинском кабинете, попил кофейку, осталось взяться за работу. Какая очаровашка эта медсестра-датчанка. «За работу, за работу», — напевал он, толкая дверь в свой кабинет. Сев за стол, он открыл газету, и залюбовался добрым лицом нового Папы Римского, избранного накануне.

— Неплохое продвижение по службе, а? — подмигнул он Его Святейшеству. — Но я тоже не промах.

Отложив журнал, он с обожанием оглядел свой кабинет чиновника ранга «А», потоптался ногами по персидскому ковру, чтобы ощутить его нежную упругость, обласкал глазами застекленный книжный шкаф, запирающийся на ключ, провалиться на этом месте, украшенный толстыми томами из библиотеки, малоинтересными, но шикарно изданными.

— А если они потребуют вернуть, грязные ничтожества, я скажу им, что книги нужны мне для постоянного пользования. В этой банке с пауками надо уметь себя защитить!

Страшно довольный какодилатом, придающим сил и совершенно притом бесплатным, повеселев оттого, что тот прекрасно усваивается, он слегка передвинул фотографию жены, стоящую на столе и поздравил себя с таким решением. Теперь ее видно не только ему. Всякий посетитель ранга «Б», которому он предложит присесть в кресло, сможет ею любоваться. В этой рамке старого серебра она выглядела очень аристократично, изящное декольте, одним словом, красавица. Его жена, провалиться на этом месте, он же может трогать ее сколько хочет. «Куэн, куэн, куэн», — гундосил он от счастья, пощипывая ноздри указательным и большим пальцами. Отличная мысль — поставить в кабинете это фото, вроде бы такой ненавязчивый признак крупного деятеля. Жалко, детей у них нет. Фотография очаровательной маленькой девочки в красивом платьице — это выглядит уж вовсе по-начальнически. Ну, что делать. В любом случае он здорово привел в порядок свой кабинет, с тех пор как его повысили. На стене висела абстрактная картина, явный признак того, что здесь сидит культурный человек, стремящийся работать в атмосфере искусства. И еще неплохая идея — эта шкатулка, тоже из старого серебра, очень даже престижная вещица.