Есть совпадение - Эмма Лорд

– Мой папа тоже сказал мне отдать мой талисман Эбби. – Голос моей мамы дрожит. – Он сказал, что этот брелок должен быть у нее, поскольку это символ который объединяет всех нас. Но он ничего не рассказал ей об этом.

Я смотрю на салфетку у себя на коленях, пытаясь скрыть свою улыбкой. Я почти уверена: Поппи догадывался, что наши родители не собирались говорить нам правду. Это было семечко, которое он посадил, чтобы свести нас с Савви вместе. Эта мысль успокаивает, и на мгновение мне кажется, что он здесь, подслушивает нас, посмеиваясь над тем, что зарождалось целых шестнадцать лет.

– А еще он прислал мне фотографию, – тихо говорит Пьетра. – Сообщение о рождении Эбби.

Мама прикрывает рот рукой, словно она пытаясь не подавиться.

– Я не знала.

– Мы все еще очень злились. Но мы… мы были счастливы услышать о ее рождении. О твоем, – поправляет себя Пьетра, бросая на меня напряженный взгляд. Мои щеки вспыхивают от смущения из-за того, что четыре пары взрослых глаз уставились на меня. Я чувствую облегчение, когда Пьетра продолжает.

– Если бы все было по-другому…

Мы с Савви могли бы вырасти вместе. Возможно, у нас было бы много подобных ужинов, как этот, где мы бы сидели, откинувшись в креслах, и смеялись, не оглядываясь назад в прошлое. Могли бы поделиться гораздо большим, чем те неожиданные подробности, которые открываются сейчас.

– Я знаю, что уже говорила это раньше, – говорит моя мама, обращаясь и к Дейлу, и к Пьетре. – Но мне действительно жаль.

Губы Пьетры сжимаются, как будто она никогда не будет готова полностью принять эти слова, даже если она их понимает. Она кладет талисман обратно и накрывает его своей рукой.

– Любовь заставляет тебя делать то, о чем ты никогда не думал.

Пьетра осторожно протягивает руку и кладет сороку-талисман обратно в мою ладонь. Мои пальцы обвиваются вокруг него, ощущая новое тепло.

– А что насчет того… что-то о том, что вы свели друг друга? – спрашиваю я.

– О, вероятно, она имела в виду нас, – говорит Дейл, картинно откинувшись в кресле.

Мой отец тоже смотрит на меня с пониманием.

– Мне было интересно, всплывут ли когда-нибудь наши имена.

– Действительно, прямо как в старые добрые времена, да? Твоя жена забывает о твоем существовании, моя жена забывает о моем существовании…

– Прошу прощения, – говорит Пьетра. – Уолт имел в виду, что если бы не мы, никто из вас не был бы женат.

Я моргаю, глядя на них четверых.

– Разве это… так работает решение пожениться?

Брови Дейла взлетают вверх, он воодушевлен тем, что наконец принимает участие в беседе.

– Нет, она имеет в виду, что твой отец посещал занятия по искусству с Пьетрой…

– Чтобы произвести впечатление на какую-то другую девушку, как оказалось, – вклинилась моя мама.

– Я еще не был с тобой знаком! – протестует папа.

Глаза Пьетры сверкают.

– Ты и та другая девушка были бы катастрофой, но как только я увидела Тома, я поняла, что ему суждено быть с Мэгги. Поэтому я привела его в кафе…

– Она сказала мне, что там есть скидка для студентов.

– Не было, – говорит моя мама, заговорщически наклоняясь ко мне и Савви.

– И когда я пришел туда, она просто – пуф! – исчезла. Оставила меня в кафе наедине с Мэгги, которая взглянула на мою книгу Джона Гришэма и начала рассказывать о том, как тайком читала в детстве книги своих родителей об убийствах, и именно это впервые привлекло ее к юриспруденции.

– Тебе повезло.

Улыбка моего отца смягчается.

– Да, повезло.

– И нам повезло, потому что Мэгги отплатила за услугу. правда, это было немного менее романтично и определенно не намеренно…

– Дейл, это было совершенно намеренно, – вклинилась моя мама. – Я говорила с Пьетрой на протяжении нескольких недель.

– Подожди, что? Тогда почему ты ждала, пока мы не оказались прямо посреди пробежки в самый жаркий день года, чтобы затащить меня в «Бин-Велл» за бесплатной водой? – Он наклонился ко мне и Савви, добавив: – Мы с Мэгги состояли в одном клубе любителей бега.

– Потому что ты казался парнем, который, не знаю, слишком заморачивается обо всем и переборщил бы.

– Вместо этого он показался мне каким-то вонючим, – говорит Пьетра, глядя на Савви, чтобы поддразнить ее улыбкой.

– И тем не менее, – говорит мой отец. – Вот так мы и познакомились.

Наступает затишье, когда никто ничего не говорит, пока Савви не решается спросить:

– Так получается, вы двое как бы… выбрали мужей друг для друга?

– Нет, – отвечает мой отец, не колеблясь ни секунды. – Они выбрали друг друга.

У моей мамы и Пьетры сразу же наворачиваются слезы на глаза, и это невозможно спутать с ностальгией или теми особыми слезами, которые возникают, когда ты думаешь о своем лучшем друге. Это годы сожалений и горя, и целая жизнь, погребенная под ними, – жизнь, в которой моя мама и Пьетра были двумя совершенно разными людьми, в совершенно разных плоскостях. Жизнь, в которой они дразнили друг друга, имели общие мечты на двоих и желали друг другу счастья.

И каким бы несуразным это все ни казалось, я понимаю, что это по-прежнему сидит где-то глубоко внутри. Счастье! Оно пропитывает каждый уголок моего мира – в старых событиях, таких, как поход за мороженым за руку с родителями в детстве. В новых событиях, например, в том, что я вместе со своими младшими братьями делаю огромные башни из печенья «Орео». И даже в еще более новом – оно сейчас сидит напротив меня, моргая в ответ, похожими на зеркала, и мы вдвоем приходим к одному и тому же осознанию.

Их дружба могла закончиться много лет назад, но она жила в нас все это время.

Моя мама протягивает руку через стол одновременно с Пьетрой, они сжимают их, и этот импульс обладает такой силой, что кажется, будто снято какое-то заклятие. Это благодарность и в той же степени извинение, – весь их вес, заключенный в безмолвном жесте. Мы наблюдаем, затаив дыхание, как будто все они были привязаны к чему-то так долго, что не знают, как двигаться без того, что их удерживало.

А потом моя мама смотрит на меня и Савви и говорит:

– Похоже, они тоже.

Только после того, как мы все накормлены, напоены и расселились в своих гостиничных номерах, до меня доходит, как это странно – вот так остаться с родителями наедине. Я так привыкла к шагам братьев, снующих туда-сюда по коридору, к грохоту вещей, которые, как правило, не должны грохотать, к этому изменчивому саундтреку нашей привычной жизни. В отсутствие этого, когда есть только я, мама и папа, я чувствую себя необъяснимо маленькой и взрослой одновременно.