Есть совпадение - Эмма Лорд

Пьетра наклоняется вперед, касаясь талисмана кончиками пальцев.

– Мы купили их на рынке Пайк-Плейс. У какого-то заурядного продавца-ремесленника. Это были последние две штуки.

– Мы обе были почти на мели.

– Но они стоили этих денег, – пробормотала Пьетра. – Они неплохо продержались все эти годы, не так ли?

– Так и есть.

Пьетра выпускает из рук подвеску и смотрит с меня на Савви.

– Мне было двадцать два года, когда я начала работать в «Бин-Велл». Я съехала от родителей – не слишком любезно. Сказала им, что хочу добиться успеха своими силами. В итоге я расплакалась в первой же кофейне, где смогла найти парковку, уверенная, что сейчас вернусь назад и переиграю свое решение. – Она поворачивается, чтобы посмотреть на мою маму, и глядит на нее затуманенными глазами, но продолжает язвительным тоном. – Но какой-то любопытный подросток вмешался со своей бесплатной булочкой и вместо этого выпытал всю историю моей жизни.

Моя мама наклоняет голову, и когда она поднимает глаза, я представляю себе ее в роли того любопытного подростка, точно с такой же ухмылкой на лице.

– Ну. Папа помог.

– Это так. – Улыбка Пьетры становится шире. – И по какой-то причине, которую я так и не смогла понять, он предложил девушке, которая пугала всех его клиентов, работу.

– Я должна была обучить ее. – Наступает пауза, мама закусывает губу, а потом ее глаза встречаются с глазами Пьетры, и она говорит: – Она была такой неумехой.

Пьетра поднимает руку в знак капитуляции.

– Я люблю чай, я никогда в жизни не варила кофе.

– Забудь о кофе – ты даже не смогла понять, как включить пылесос, – говорит моя мама, пытаясь подавить смех.

Рот Пьетры открывается в притворной обиде.

– Ты имеешь в виду ту рухлядь, которую твоя мама притащила прямиком из восьмидесятых? Честно говоря, я иногда даже ждала, что он вот-вот превратится в трансформера.

Моя мама изображает, как Пьетра пытается понять, где находится кнопка включения у невидимого пылесоса, а Пьетра издает резкий смешок и говорит:

– Мэгс, ты идиотка.

Я смотрю, как завороженная. Мои родители иногда дразнят друг друга, но не так, как сейчас – не этими бесстыдными, почти подростковыми подколами, такими же дерьмовыми, какие я могла бы с легкостью сказать Конни или Лео, прекрасно понимая, что никогда не смогу сказать что-то подобное кому-то другому.

Пьетра наклоняется над столом и отхлебывает немного маминого вина, похоже, как бы в отместку. Мама отпускает ее, откидываясь назад с самодовольным выражением лица.

– По крайней мере, ты быстро училась.

Пьетра закатывает глаза, возвращая ей бокал с вином.

– Я запрявляла этим местом в течение года. Я была твоим боссом, если ты помнишь.

– Хм, – издает моя мама, глядя в потолок. – И все же твой латте никогда не был настолько хорош, чтобы за ним выстраивались очереди.

– Да ладно. Мальчишки, которые души не чаяли в твоем латте, просто пытались подкатить к тебе…

– Все готовы сделать заказ? – спрашивает официантка, спасая меня от того, чтобы я не поперхнулась своим спрайтом, глядя на эту картину.

Официантка записывает наши заказы и убегает. Я боюсь, что наступит тишина, но Пьетра тут же вскакивает, ее щеки раскраснелись от вина, а в голосе слышится такой задор, какой бывает у взрослых, когда они говорят о чем-то, что давным-давно позабыли.

– Я работала там много лет. Уже после того, как я помирилась со своими родителями. Твой дедушка начал разрешать мне работать с местными художниками. Мы выставляли некоторые из их работ.

– Это было твоих рук дело? – спрашиваю я.

Мама кивает.

– И не только это. Некоторое время существовали особенные ночные мероприятия в «Бин-Велл». Вечера открытых микрофонов и мини-выставки. У нас даже было несколько поэтри-слэмов[36].

– Все это было в конце девяностых, – говорит Пьетра, разделяя улыбку моей мамы. – И у Мэгги появилась идея…

Она кивает на мою маму.

– Это было примерно тогда, когда я готовилась к сдаче экзаменов в юридический и проходила практику в центре города в женском приюте. Я знала, что буду работать с семьями, и я… ну, мы придумали идею гибридного кафе с художественной галереей.

Голос моей мамы стал каким-то зажатым от стеснения. До меня доходит, что это, вероятно, первый раз, когда она говорит об этом за последние годы.

– Мы могли бы проводить там занятия. По искусству и фотографии. И предлагать бесплатные занятия семьям в период адаптации, просто чтобы у них было на что переключить свое внимание, место, где они могли бы проводить время вместе.

– Мы собирались назвать его «Мэгпи».

За столом воцаряется тишина. Савви смотрит на меня, но я не могу заставить себя поднять глаза в ответ. «Бин-Велл» не был частью ее истории так, как у меня. Она не росла, поедая булочки Марианны, не позволяла собаке миссис Лири засыпать на коленях у окна, не получала бесплатные жизненные советы от вереницы бариста студенческого возраста, которые постоянно приходили и уходили, но все равно заглядывали в кафе, когда появлялась возможность. У нее нет ни царапин на дверной раме кладовки, где каждый год отмечали ее рост, ни любимого кресла, ни солнечного местечка на заднем дворе, где она дразнила Поппи за то, что тот задремал. Она никогда не называла это место своим домом.

Моя мама наклоняется через стол и берет подвеску Савви, приподнимая ее так, чтобы она вращалась и ловила отблески света.

– Я не знала, что ты сохранила свою, – говорит она.

– Вообще-то, нет, – говорит Пьетра. Она прочищает горло. – Она осталась на моих ключах от «Бин-Велл», когда я отправила их обратно Уолту. После всего, что произошло, я… чувствовала, что она не должна быть у меня.

За столом вдруг воцаряется такое напряжение, что кажется, будто под нами разражается какая-то сейсмическая активность, и что-то под ногами вот-вот загрохочет или взорвется. Я смотрю, как мама тихо кивает, и как тускнеют глаза Пьетры. В какую-то секунду мне кажется, что все это снова рухнет как карточный домик. Но Пьетра протягивает руку через весь стол, берет мой талисман и кладет его рядом с сорокой Савви.

– Примерно через два года после рождения Савви Уолт прислал мне его обратно, – тихо говорит она. – Он сказал, что уважает тот факт, что мы хотим покончить с нашей дружбой, но хочет, чтобы у Савви сохранилось что-то на случай, если мы расскажем ей правду. Он сказал, чтобы я отдала его ей. Чтобы в будущем это помогло объяснить все, когда она станет достаточно взрослой.