Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

— У тебя нет денег? Ну конечно — я тебе дам сколько хочешь, и…

— Я не о том. — Она качнула головой, все еще не глядя на Вику. — Я тебе хотела сказать, что ты… Ты единственная, на кого я могу рассчитывать, — и ближе тебя…

Она замолчала, словно застеснялась продолжать — наконец взглянув в Викино лицо, по которому снова текли счастливые струйки. И тут же рассмеялась.

— Ты представляешь — я чуть не… Помнишь Виктора? — Вика напряглась, и слезы высохли, словно высушенные вмиг забушевавшей в ней ревностью. — Помнишь, я тебе говорила, что в одной его конторе работала — а потом в другой, много их у него. Представляешь, он меня тут замуж звал — перед тем как все у меня началось. Сказал, что с женой разведется, лишь бы жить со мной, на все готов… Ты же знаешь мужчин — такого наговорят…

Она сделала паузу, дав Вике возможность переварить услышанное. Вика никогда не видела Виктора, но жутко к нему ревновала — с того момента, как впервые о нем услышала. И кажется, подозревала его во всех смертных грехах — главным из которых было намерение увести Марину от Вики. Вика, кажется, обвиняла его во всех их расставаниях — коих за последние полтора года было немало. Равно как и в том, что они так и не зажили счастливой семейной жизнью, абсолютно безоблачной и обещающей длиться вечно.

— И ты… — вымолвила Вика загробным голосом. — Ты согласилась?

— Если бы я согласилась — разве бы я была здесь? — Она повернулась к Вике, глядя ей в глаза. — Признаюсь — чуть не согласилась. Но потом поняла, что это невозможно. По одной причине. Знаешь по какой?

Викина рука упала коршуном на ее руку, стискивая нервно, беспокойно поглаживая.

— Это… это правда? Ты правда отказалась? Ты не…

— Ну конечно, правда! — Она улыбнулась ей мягко. — Разве я могла — когда есть ты? Мы, конечно, ругаемся иногда — но… Я ведь знаю, что у меня жуткий характер…

— Нет-нет, что ты — это все я! — Вика, кажется, хотела вскочить и кинуться к ней, и она отодвинулась предусмотрительно. — Я так не права — я так страдала, это все моя глупость, я не должна была, но я так нервничала…

— Ну перестань, милая, пожалуйста. Ну что ты? — Высохшие было струйки ожили, превращаясь в быстро бегущие ручейки. — Ну вот — если бы я знала… Я не хотела тебе говорить — даже не знаю, почему сказала… Прости — я такая тупая сейчас…

Она задумалась, не обращая внимания на Вику, глядя в воду — наконец спохватываясь.

— А ты про деньги сказала — вот я и вспомнила про него. Он мне должен деньги, много. Была одна… сделка… с иностранцами… крупная очень — я ему помогала, и с бумагами, и вообще. Работы много было, он сам не хотел светиться, через фиктивную фирму все делалось. Долго объяснять, я сама еле поняла, так запутано. Да и не важно — важно, что все получилось, он заработал очень много, они ему на счет перевели, в банк заграничный. А он потом сказал, что счет на него и на меня, потом поедем туда и мне отдельный счет оформим. Мы как раз ехать собирались, перед тем как все случилось, — а он мне вдруг предложение сделал. Ну а я… Так что денежки мои плакали, наверное, — зато…

— Вот гад — я сразу чувствовала! Не поверишь — ты только сказала про него, а у меня предчувствие нехорошее. Вот мерзавец!

Викины мокрые щеки пылали от праведного гнева, и худенький кулачок сжался, и глаза сверкали, скопившейся в них влагой преломляя рвущийся изнутри огонь, отбрасывая отблески по всей ванной.

— А знаешь… — Вику, кажется, осенило наконец. — Название банка помнишь? А номер счета?

— Кажется… — начала неуверенно, морща лоб. — Да, банк на Кипре, а номер счета записан где-то, дома. Я даже помню его наизусть… Да Бог с ними, с деньгами этими, — и с ним тоже…

— Ну уж нет! — Вика явно воинственно была настроена. — Что же за мерзость — ты ему отказала, так он теперь твои деньги присвоит? Нет, мы ему покажем, мы… Мы там работаем тесно с одним банком, он крупнейший у них, и если деньги там… Он, конечно, мог снять все, когда ты отказалась, там, может, пусто уже.

Мог, мог — он мне сразу не понравился, — как чувствовала, что от него только плохое будет…

Она пожала мокрыми мыльными плечами, показывая, что, конечно, Вика была права в своих предчувствиях.

— Знаешь — я проверю, остался счет или нет. Это же мой отдел операциями с иностранными банками занимается. Даже знаешь что можно — я тебе другой счет могу там же открыть и туда все и перевести. Представляешь — он сунется потом, а там тю-тю. Так ему и надо, гаду! Хотя… Начальство узнает, мне голову оторвет, но… — Вика явно разрывалась между боязнью сделать что-то не то и не дай Бог лишиться драгоценной своей работы — и между желанием доказать, что готова для Марины на все, и заодно расправиться с Виктором. — Я узнаю сначала, в общем, — есть счет еще или нет. А там… Там тогда кое-какие бумаги надо будет составить. В общем, там посмотрим — правда?

— Вика, пожалуйста, — попросила тихо. — Хватит об этом — мне ничего от него не надо. И уж совсем не надо создавать тебе проблемы. Я ведь не просила тебя — я случайно вспомнила… Деньги мне, конечно, нужны, очень нужны, но… Знаешь — я ему позвоню. Я просто не хотела, но… Позвоню и встречусь — прямо сейчас позвоню, подъеду куда скажет. Скажет сегодня — ну значит, сегодня…

— Нет-нет, ты что?! — В Викином голосе снова появилась решимость. — Ни в коем случае — не надо тебе с ним встречаться. Я тебя прошу, я умоляю — дай мне слово, что не будешь ему звонить. Я все сама сделаю — а с ним не надо, ладно? Да и куда тебе ехать сейчас — тебе поесть надо и спать ложиться, а я посижу, подумаю…

— А кто сказал, что я собиралась спать? — Дело было сделано, и можно было расслабиться, а заодно расплатиться за еще не оказанную, но уже обещанную помощь. — Нет, моя милая, даже не мечтай об этом. Да, я устала, и мне было плохо — но это не означает, что я собралась спать. Тем более после того, как мы столько не виделись — целую неделю…

Она встала с усилием, гордо выставив напоказ мокрое упругое тело, демонстрируя его Вике, как в некоторых ресторанах демонстрируют бутылку вина, прежде чем ее открыть, чтобы клиент настроился и проникся.

— Так что слушай меня, а я тебе расскажу, как все будет. — Она поежилась с демонстративной сладострастностью, чувствуя на себе Викин взгляд. — Ты меня сейчас вынешь и вытрешь, и накормишь, и напоишь — особенно сильно напоишь, — а потом воспользуешься моей слабостью и потащишь пьяную и сонную девицу в постель, и будешь насиловать всю ночь. Жестко и долго насиловать. А пьяная девица какое-то время будет протестовать и отбиваться, а потом будет просить тебя делать это еще и еще — потому что, хотя она жутко устала, она сама хочет, чтобы ее изнасиловали. Как тебе такой план?

— Если ты действительно не устала… Я… я с удовольствием. Я ведь…

Вика сбилась, краснея, кажется, чуть не сказав что-то очень глубоко личное. И тут же вскочила, едва не сбив столик, заставив пошатнуться бокал с вином, окропившим белый пластик багровыми пятнами. Такими символичными. Так напоминающими кровь. Ее собственную кровь, которая наверняка была такой же. Которая чуть не пролилась этим вечером.