На четвертый раз везет - Кайса Ингемарсон

Паула понимающе кивнула, и они отправились в путь.

– Вот черт! Все лето не было дождя, а сегодня началось! – Ральф тоже был в отвратительном настроении. Бросив недовольный взгляд на безнадежно-серое небо, он коротко распорядился ждать в съемочном автобусе, и Улла тут же достала из багажника зонтик, чтобы проводить Паулу к автобусу, припаркованному неподалеку. Большая часть группы уже набилась туда, и только Ральф и Яннис упорно стояли под дождем. Все приветливо поздоровались с Паулой и Уллой, но общее настроение было ниже нуля. Стекла запотели изнутри, в автобусе было душно.

К обеду дождь только усилился, и ничто не предвещало прояснения. К тому же земля раскисла от дождя и покрылась лужами, так что играть сцену на ней было уже нереально, даже если бы дождь прекратился. Ральф, который все-таки зашел в автобус, но уселся в одиночестве и листал какие-то папки, в конце концов констатировал, что рабочий день окончен.

– Карина позвонит вам вечером и сообщит о планах на завтра и, возможно, на всю неделю, – добавил он, и Паула сочла это вполне разумным, если учесть прогноз погоды, который она видела накануне. – Придется изменить график, – подытожил он, захлопнув папку.

Паула вернулась домой, когда не было и трех часов дня, с ощущением досады. Оказывается, ей ужасно хотелось работать, так что дождь расстроил не только Ральфа. Поэтому, когда около шести позвонила Карина и сообщила, что запланированные на эту неделю съемки под открытым небом переносятся на следующую неделю, а в течение этой недели они будут работать в студии, настроение чуть улучшилось. Пока Карина не сказала, что назавтра предстоит работа над сценой № 14, из которой Паула не знала ни единой реплики.

– Ничего, выучишь за сегодняшний вечер, – бодренько ответила Карина. – До завтра!

Сцена была не очень длинной, но довольно сложной, с большим количеством перемещений, что оказалось трудно соединить с репликами. Поэтому, когда посреди зубрежки позвонил отец, она ответила весьма односложно. Да, съемки начались. Да, Юхан уехал. Да, у нее все хорошо. Наконец Паула извинилась и объяснила, что очень занята, – лучше созвониться в другой день.

– Конечно, – согласился отец, – его, казалось, ничуть не задел ответ Паулы. – Я просто хотел сказать, что мы обещали детям в выходные сходить в парк аттракционов, если погода прояснится, – добавил он. – Если у тебя есть время, пойдем с нами.

Паула уже открыла рот, чтобы отказаться, но отец успел опередить ее:

– Я понимаю, ты не можешь ответить прямо сейчас, но у тебя есть время подумать.

– Конечно, – ответила Паула. – Я позвоню.

Разговор был окончен, и Паула снова принялась расхаживать по гостиной, бормоча себе под нос.

Во вторник съемки прошли лучше, чем ожидалось. В этой сцене Паула играла одна, поэтому все внимание Ральфа было сосредоточено на ней. Это и успокаивало, и тревожило. Если съемку останавливали, то лишь из-за ее ошибки, а кроме того, не было ответов партнера, от которых можно было бы отталкиваться, произнося свои реплики. Но Ральф оказывал Пауле всяческую поддержку, и, когда Паула стала путаться в перемещениях, он просто-напросто вычеркнул некоторые из них, поскольку «они не имеют значения для развития сюжета».

Несмотря на относительно спокойный темп работы, по возвращении домой Паула чувствовала себя как выжатый лимон. Ральф хвалил ее, говорил, что у нее настоящий талант. С довольной улыбкой ведущего какого-нибудь телевизионного кафе он рассказывал съемочной группе, какой отличный выбор сделал, вытащив Паулу из «телевизионного болота». Таким тоном, словно спас ее от передозировки наркотиков на городской площади.

Когда Паула, закончив изучение очередной сцены, уселась перед телевизором, без особого интереса переключая каналы, она почувствовала, как внутри ее зарождается что-то похожее на уверенность. Черт побери, она неплохо справляется! Ральф так сказал. Она не какой-нибудь ноль без палочки, которому под силу работать разве что в службе озеленения или на сортировке почты. Она актриса. Мысль показалась такой дурацкой, что Паула не удержалась от смеха. До сих пор она воспринимала себя как человека, которому выпал шанс сыграть роль в кино. Слово «актриса» предназначалось для таких, как Генриэтта.

Пауле нестерпимо захотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Просто рассказать, как она рада, но, как только она представила себе тех, с кем можно поговорить, желание поделиться испарилось. Анна, с которой, казалось бы, наиболее естественно было все обсудить, автоматически вычеркивалась из списка вероятных кандидатов. Паула не испытывала ни малейшего желания беседовать о младенце, прежде чем перейти к разговору по существу. А Ракель, по-прежнему не одобрявшая выбора Паулы, сделала бы все возможное, чтобы заставить ее спуститься с небес на землю. Возможно, отец ее смог бы понять, пусть он и не выразил особой радости по поводу того, что дочь отказалась от хорошего образования в пользу киносъемок. Однако мысль о том, что трубку может взять Анита, удержала Паулу от звонка.

Оставалось только забраться в постель и предаться мечтам о всевозможных призах, включая «Оскара», а там, глядишь, о роли в голливудском проекте. Раздумывая об Антонио Бандерасе и Вуди Харрельсоне, которого Паула почему-то считала почти неприлично привлекательным, она заснула. А когда наутро проснулась от звонка будильника, мечты о кинопоцелуях и гламурных приемах были уже далеко позади.

* * *

– Нет! Нет, говорю! – Ральф топнул ногой. – В третий раз говорю: Сандра не сердита, не расстроена, не взволнованна. Она еще ничего не поняла. Забудь про чувства! Прекрати играть как на сцене! – добавил он, показывая, что не шутит.

Паула сглотнула. Весь день Ральф был недоволен ею. Ничего ему не нравилось. Она переигрывала, неправильно понимала сценарий, гримасничала. Несколько раз Паула была готова расплакаться, но Генриэтта отвела ее в сторону и мягко, но убедительно объяснила, что если режиссеры кого-то и презирают, то это плачущих актеров.

– Оставь слезы Сандре, – сказала она, гладя Паулу по щеке.

Паула сделала глубокий вдох, сосредоточившись на пятнышке – вероятно, от кофе – на рукаве серой кофты.

– Готова, – сказала она, поднимая голову.

Ральф еле слышно пробормотал, что здесь он решает, кто и когда готов, но развивать тему не стал, за что Паула была ему очень признательна.

Четвертая попытка оказалась более удачной. Во всяком случае, Пауле показалось, что она нашла тот нейтральный тон, о котором бесконечно повторял Ральф, и едва заметное подмигивание Генриэтты свидетельствовало, что интонация нравится не только Пауле. Ральф не зааплодировал, но, по крайней мере, не ругался, он казался вполне довольным сценой, но тут вдруг заговорил Йокке, звукооператор.

– Кажется, у нас неполадки со звуком, – сказал он, снимая наушники, и принялся колдовать над черным ящиком, стоящим рядом.

Ральф испустил стон.

– Сцена записана? – спросил он усталым голосом.