Коло Жизни. Зачин. Том первый - Елена Асеева

– А как же у мальчиков будут потомки, ежели нет девочек?

– Девочки прибудут… немного позже, – немедля отозвалась Вещунья Мудрая, наконец, выпуская руку Влады и также негромко засмеялась.

Юница мгновение вглядывалась в лицо царицы белоглазых альвов, чувствуя, что та как-то изменилась, и то было не столько в покрасневшей ее коже, сколько в чем-то ином, а посем вопросила:

– А мои потомки? У меня они будут?

– Будут. Непременно, будут, – молвила в ответ Вещунья Мудрая и заправила локоны выскочивших завитков волос в свою косу, одним мановением перстов переплетя их меж собой.

– Надеюсь, это будет не Граб… и не Брат… и не Миронег, – перекашивая лицо, стала перебирать имена товарищей девочка. Еще миг и она яростно взмахнув правой рукой, плюхнула себя по голой пятке дланью и вовсе суетливо закачав головой, взбудоражено дыхнула, – и не Рагоза… Правда ведь не Рагоза.

– Нет, не Рагоза, – нежно пропела царица, радуясь, что у нее, получается, снимать возникающее рывками в отроковице волнение, без сомнения, являющееся одним из признаков ее уникальности, как творения. – Я скажу тебе о том, кто продлит твой род, несколько позже, так велели Боги.

Лицо Владелины меж тем совсем исказилось, словно она узрела перед собой слизняка, какового велели съесть зачем-то Боги. И неожиданно припомнилось лицо Огня с точно квадратным подбородком, с впалыми щеками и крупными приподнятыми кверху уголками радужнозеленых очей. Вспомнились его огненно-рыжие, длинные волосы, схваченные в хвост… Его молочная кожа с выступающим золотым сиянием. Влада туго вздохнула, и едва зримо улыбнувшись, отчего сразу потеплели черты ее лица, весьма бодро проронила:

– Я не стану, продлевать свой род с тем, кто мне не будет приятен.

– Что ж, – откликнулась царица и перстами разгладила все еще удивленно приподнятые кверху брови девушки. – Думаю, тот, кто тебе предназначен, очевидно, станет приятен, – добавила она, видимо от нее не ускользнуло трепетание лица девочки.

Владелина протянула правую руку и сняла с широкой полочки укрытой белой скатеркой, усыпанной по краю бахромой, подвешенной как раз на высоте ее головы, образ Зиждителя. Сие была весьма ладно вырезанная деревянная голова Огня. Юница безошибочно распознала образ Бога, оно как вырезанный чур, точь-в-точь, повторял не только четкие линии его лица с квадратным подбородком, но безусловно передавал, и его дугообразные брови, приподнятые уголки глаз, где радужнозеленую оболочку заменяли чудные поблескивающие камешки, его впалые щеки и окрашенные в огненно-красный цвет уста. Только огненно-рыжие волосы Огня, не были схвачены в хвост, хотя и смотрелись длинными. Также искусно была сотворена голова Бога Седми. Лишенные шеи они точно помещались на нешироких в размахе округлых планочках.

Девочка прижав чур Огня к груди, воззрилась в третий образ Бога, оного как правильно поняла впервые глянув, дотоль никогда не видела. Чур того Бога стоял посредине полочки, точно он был здесь главным. Поместившись как раз между Седми и Огнем, он отличался от Расов цветом. И если оба Раса были созданы из породы древа весьма светлого почти желтоватого окраса, то тот третий из красно-коричневого. Его уплощенное лицо имело широкие надбровные дуги, прямым, орлиным казался нос, значимо выступающими были скулы и покатым подбородок. Глаза чудились темно-карими, ибо такого цвета были самоцветные камушки, вставленные в глазницы, а волосы почти черными. И в отличие от Седми, у него также как и у Огня, не было волосяного покрова на лице, ни усов, ни бороды.

Влада склонив голову, всмотрелась в лицо Огня, чувствуя внутри себя необъяснимый трепет к тому чуру. Конечно, отроковица вельми благоговела пред всеми Зиждителями. И любила не только Дажбу, Воителя, но и тех коих редко удавалось узреть Седми, Словуту, пред каковыми чувствовала тоскливую боязнь, Дивного и Небо, оных видела всего лишь раз аль два в жизни… Ко всем Расам, как то их и учили духи, она проявляла почтение. Трепет, тоску, любовь вызывал каждый из Богов… Однако Огнь, среди всех Зиждителей, всегда занимал особое место в ее душе. И если по первому почтение к нему девочка порой замещала раздражением. То после давешней встречи с Воителем в капище, после того как она осознала, что запреты Огня вызваны одной заботой о ней во Владелине, что-то изменилось. Раздражение более не появлялось, оно уступило место какому-то новому чувству, вне всяких сомнений любви, только не той каковую испытывают к своим отцам и Богам, а иной… Той, самой, от которой в любовном порыве горит не только душа человека, но видимо и весь он сам.

Девочка ласково огладила указательным левым пальчиком, все поколь малеша припухшим, брови Огня. Провела подушечкой по прямой спинке и закругленному кончику, его носа, и на чуток остановилась на тонких губах. Она внезапно суетливо обернулась, обозревая пустую комнату в которой кроме нее никого не было, а после, поднесла чур к своему лицу, как можно ближе, и приложилась к нарисованным огненно-красным губам Бога, весьма крепко к ним припав своими полными устами.

Еще мгновение она касалась их деревянной поверхности, точно жаждая стать ближе к тому кого теперь так выделяла среди Богов, а посем все также спешно поставила чур на полочку. Легохонько приголубила перстами деревянные волосы Огня, дюже искусно живописующие каждую кудельку, и, наклонившись, взяла с пола свои ножны с мечом, принявшись пристраивать их на кушак, уже ранее обмотанный вкруг стана.

Приведя себя в порядок, Владу, медленно развернувшись, направилась к перегородке. Приоткрыв одну из створок, она вышла в полутемное помещение, где по обе стороны от входной двери сидели на низких табуретах, словно на самом глиняном полу Братосил и Рагоза. Яркий свет дневного светила, досель запрудивший комнату девушки, единождым разком вырвался в соседнее помещение, наполнив его своей густотой и озарив не только лица мальчиков, но и каждый уголок в ней.

– Здравствуйте! – негромко молвила приветствие и одновременно пожелания девочка, оглядывая русоволосого Брата, поспешно прикрывшего свои голубые очи и белокурого Рагозу не менее торопко, чем первый отрок, сомкнувшего свои желтые глаза. – А чего вы тут делаете?

– Тебя стережем, – звонко откликнулся Братосил, и тотчас вскочив на ноги, задорно засмеялся. – Чтоб не убежала.

Владелина широко улыбнулась да засим и сама жизнерадостно прыснула смехом. Лишь Рагоза, хмуро взирающий на товарищей, хранил немоту, и не просто молчал, он даже не улыбнулся. Наконец мальчик вздрогнул, немедля зримой кривизной изогнулись его тонкие губы, и приоткрылся рот, будто выдыхая застоявшийся воздух.

– Нет! – задиристо произнес он. – Мы тебя охраняем, чтобы тебя никто не обидел, ибо ты девочка и не всегда можешь себя уберечь от опасности.

Смех, наполнивший не только это помещение, но, по-видимому, и соседнее нежданно стих.

– Это кто себя не может уберечь от опасности, – то прозвучал весьма гневливый голос Братосила, и порывисто сомкнулись в кулаки его крепкие с широкими ладонями руки. – Да это меня, дубина ты такая. Меня и иных мальчишек Владушка от смерти спасла, еще когда дитем была… а ты… ты…