Коло Жизни. Зачин. Том первый - Елена Асеева

– Тише, тише, девочка моя! Тише, – продолжала шептать царица, всеми силами стараясь сдержать рвущуюся от нее отроковицу, лицо которой густо залила текущая из носа юшка.

– Что? Что это было? Что? – дергающимся голосом вопросила Владу, миг спустя, наконец, осознав… узрев, что она находится в доме осэгэ.

Надрывно дыша и вздрагивая всем телом, она всмотрелась в царицу, в белых очах которой витиеватыми брызгами пронзающими оболочку сверху вниз плескались золотые лучи света, а белоснежная кожа лица была покрыта крупными красными пежинами, особенно густо подле губ, точно оставленных после ожога. Не менее сильно саднила кожа на лице Влады, вокруг глаз, губ и даже на кончике носа, несомненно опаленная исторгнутым из нее сиянием.

– Ничего… Это ничего. Просто плохой… плохой сон, – тревожно отозвалась царица, и в лице ее девушка рассмотрела растерянность… и испуг.

– Нет!.. Нет!.. это не сон! Не сон, что-то другое… такое жизненное… такое, словно осязаемое, – весьма категорично заявила девочка. Вещунья Мудрая с силой усадила Владу на ложе и присев подле крепко обхватила, оплела ее тело руками, несомненно боясь, что та вырвется и убежит от нее. – Это не сон, – дополнила юница. – Я уже проснулась и взглянула на тебя. А из тебя вдруг вышло чудное такое сияние. Оно окутало всю комнату и меня тоже… И я увидел лопаст… его слова. А после проплыло прикрытое туманами золотое колесо все… все испещренное какими-то линиями… пежинами… а затем… Я увидел опустошенную Землю, потухшие лица людей… И тогда… тогда из меня выплеснулось сияние… таковое яркое… яркое… Оно набросилось на тебя… А после вдруг… вдруг оно… это сияние… оно закричало… Отец! Отец! Я жив! Я здесь! Так… так оно закричало… в голове… тут! – протянула Влада и гулко хлюпнув кровавым носом, встряхнула головой, словно вновь стараясь вызвать дотоль испытанное.

– Тише! Тише! – царица тягостно сотряслась всем телом и слегка качнувшись в сторону, выхватила с пола широкий, белый ручник, которым принялась мягко утирать нос девочки, стараясь смахнуть кровь и замедлить ее течение. – Владушка, милая моя, прошу успокойся, тебе нельзя, нельзя так тревожиться… нельзя, ибо Боги… Боги весьма осерчают тогда на меня… Боги! Боги мои, как такое могло случится… как?

Вещунья Мудрая говорила так прерывисто, ее тело вздрагивало, а в голосе звучала такая растерянность, и даже, как казалось, страх. Отчего юница единождым махом смолкла и глубоко задышав, вельми тихо заплакала… перемешивая остатки юшки на щеках со слезами. Какие-то тугие слезы, после того болезненного томления в голове выскакивая из очей медлительно скатывались по щекам, обильно смачивая своим рыжим потоком грудь, тюфяк застеленный зеленоватой простыней, скомканное одеяло и поджатые ноги чуть прикрытые задравшейся рубахой.

– Как это могло произойти? Почему случилось? Почему мне об этом не сказали… не сказал Зиждитель Седми, Зиждитель Воитель. Неужели Боги не ведают… не ведают… или я ошибаюсь… – молвила раздумчиво и самой себе царица, перестав, наконец, вздрагивать и целуя девочку в приткнутую к ее груди голову, прямо в левый висок, нежно утирая ручником щеки и нос.

– Что это было? Гибель Земли? А потом, что из меня выплеснулось. Оно… это, которое выплеснулось, посмотри, обожгло тебя. И у меня… у меня теперь болит рот, точно попекло язык, – опустошенным голосом проронила юница, не слышала шептания Вещуньи Мудрой.

– Я все вылечу и рот не будет печь. Это ничего, ничего страшного, – царица внезапно резко замолчала, и легохонько отклонившись от девочки, обхватила ее щеки руками, повернула голову и пронзительно зыркнула в лоб. Отчего враз у той вновь заструилась из носа дотоль прекратившая течь кровь. – Того не может быть, как такое может быть? Как? Почему не поведали мне? Неужели Боги… Боги того не знают? Но то, что меня спасло… однозначно спасло от гибели… несомненно, является божеством. Потому, потому и такое сияние… сила, мощь с которой оногдась я не смогла совладать, – с предыханием произнесла она и вновь прислонив к себе голову Влады, уткнула к ее носу край ручника. – Прости, прости, я не хотела никак навредить. Желала помочь девочке, узреть ее встречу с лопастом и успокоить, снять напряжение. И если бы ведала, никогда, никогда не позволила бы себе такой непочтительности… – Словно толкуя не с Владой, а с кем иным досказала царица, а после, вздохнув, добавила, – ужас! Какой ужас! Ежели Боги это скрывали… какой ужас! Что теперь будет…

– Ужас! – вторила ей Владелина, не столько не понимая, что говорит Вещунья Мудрая, сколько переживая давеча увиденное и перенесенное, да тягостно дернула губами, або в голове прокатилась острая боль. – Согласна, какой ужас! Что!? Что мы сделаем с Землей!? – сие отроковица звонко вскрикнула, совмещая боль от увиденного и прокатившегося в голове, отдавшегося рывком во лбу. – И почему из меня это вырвалось… тот огонь, что сжег твою кожу на лице!

Царица, торопливо выпустив кровавый ручник, прикрыл рот девочке своей мягкой, теплой дланью, поцеловала в висок, и, покачивая из стороны в сторону, стараясь усыпить, ласково протянула:

– Не кричи, прошу тебя, не кричи! Того нельзя, недопустимо для тебя… недопустимо кричать, тревожиться, недопустимо! А кожа… кожа ничего, это пройдет! О, Боги! Какой ужас… Коли скрывали, почему так неразумно относились к здоровью… почему только днесь призвали нас. А если не скрывали, если не знали… как такое могло случится… и чья… чья Она! Кто тот, кого она звала? Кто тот самый, Отец? – вкладывая в последнее слово особый смысл, понимаемый лишь ей одной, отметила Вещунья Мудрая. – Зиждители теперь, непременно, будут гневаться, непременно!

Владелина только сейчас окончательно пришла в себя, и, похоже, расслышала взволнованную речь царицы, в которой слышался страх. И с той же горячностью, с каковой она только, что кричала, понизив голос, зашептала:

– Вещунья Мудрая, я ни кому, ни кому не скажу про увиденное… Про то, что из меня вырвалось… и, что оно кричало.

– Нет, девочка моя, – голос царицы перестал колебаться, и зазвучал ровнее. – Коли я права, а я, определенно, права, теперь ничего не удастся скрыть… Зов подан, связь возникла, теперь ты на одной волне с Богами. Да и нет смысла, что-либо скрывать, надобно вспять открыться, поколь еще не поздно. Поколь есть время пригласить положенных согласно статуса учителей, создать условия. Правильнее стоит сказать не ужас… а чудо! Чудо к коему мне дана такая честь прикоснуться!

Вещунья Мудрая смолкла и нежно дотронулась губами до виска, бровки, щеки девушки и нежданно совсем тихо запела. По первому Владелина даже не поняла, что это поет царица, лишь послышался высокий чистый ее голос, вроде как перебирающий струны изумительного по звучанию инструмента.

– Быть может это все же моя оплошность, – невдолге молвила альвинка, когда песнь ее утихнув, своим нежным мотивом успокоила девочку.

– Не кому, не кому не скажу, – тороплива прошептала Влада, ощущая волнение царицы, проступающее точно чрез ее кожу. – Ни Богу Дажбе, ни Богу Воителю… не дам тебя в обиду.

– Милая моя, – полюбовно протянула Вещунья Мудрая и рука ее, коснувшись макушки головы юницы, принялась сызнова голубить волосы. – Боги не обидят меня, что ты… осерчать… высказать недовольство – да! Но обидеть никогда, они ведь наши Отцы! А Отцы мудры и стараются своих детей лишь поправить, не обижая, не наказывая.