Требуются доказательства. Бренна земная плоть - Николас Блейк

– Тьфу! Выступает, как ягуар с коликами в желудке, – с неожиданной злобой отмахнулся коротышка-профессор. – Какие у тебя старомодные вкусы, Найджел.

Они проследовали в холл. Нотт-Сломан приближался к середине длинного и многогранного повествования о неких затруднениях, с которыми им пришлось столкнуться по пути сюда. Не обращая на него ни малейшего внимания, Филипп Старлинг подошел к Лючии и, к вящему удивлению Найджела, хлопнул ее по плечу:

– Ну как ты, старушка, в форме?

По мнению Найджела, Лючия Трейл достойно встретила вызов. Она потрепала Старлинга по щеке и, растягивая слова, заговорила:

– Смотрите-ка, кто у нас тут! Никак это ты, Филипп! Ну как там наши славные студентики?

– С тех пор, Люси, как тебя нет в университете, – гораздо лучше.

О’Брайан, наблюдавший дотоле за этой сценой с лукавой улыбкой, решил, что пора вмешаться и представить гостей друг другу. Найджел почувствовал на себе долгий изучающий взгляд Лючии, словно бы взвешивающий содержимое кошелька и иные возможные достоинства его обладателя. Затем она полуотвернулась, отвела с дразнящей медлительностью свои зеленые с поволокой глаза и заговорила с Нотт-Сломаном.

– Что-то Фергюс неважно выглядит, тебе не кажется? Придется заняться вами, Фергюс. – И она с царственным видом нежно взяла О’Брайана за руку. Нотт-Сломан был явно чем-то недоволен. Ему не понравилось как то, что Старлинг своим появлением прервал его рассказ, так и небрежный кивок, каким коротышка-профессор удостоил его при знакомстве. Найджел почувствовал, что между этими двумя сразу возникла взаимная неприязнь – скорее всего, антипатия, какую испытывает любитель поговорить, живущий общением, к человеку, выступающему либо соло, либо никак.

– Старлинг? – говорил меж тем Нотт-Сломан. – Кажется, я где-то встречал ваше имя.

– Не думаю, – возразил профессор, – вряд ли ведь вы читаете «Классикал ревью»?

Вновь прибывшие разошлись по своим комнатам. Найджел и Старлинг остались в холле.

– А я и знать не знал, что ты знаком с этой девушкой, – сказал Найджел.

– Трейл? Да так, встречались. Она какое-то время жила в Оксфорде.

Странно, подумал Найджел, что старый его знакомец столь неразговорчив, ведь он любит позлословить, а тут такие возможности открываются. Он-то по меньшей мере рассчитывал услышать, что Лючия – это родная дочь вице-канцлера.

Прямо перед чаем издали донеслось какое-то громкое дребезжание. Найджел выглянул в окно – и картина открылась ему необычная. К подъездной дорожке приближался древний кабриолет, до предела набитый всяческими сумками и баулами. За рулем сидела дама, на плече у нее устроился зеленый попугай, а рядом растянулась гигантских размеров ищейка. На той части пассажирского сиденья, что оставалась свободной, съежился мужчина средних лет в прогулочном костюме. Вид у него был, сообразно положению, довольно робкий. Машина подпрыгнула в последний раз и остановилась, скорее, кажется, от собственного изнеможения, нежели под воздействием тормозов. Дама выпорхнула из авто и сразу принялась развязывать узлы и тесемки, удерживающие багаж на месте. На помощь ей поспешил вышедший из дома Артур Беллами.

– А, это ты, Артур, старый бандит, – защебетала дама, – тебя все еще не повесили?

– Да вроде нет, мисс Кавендиш, – радостно заулыбался Артур. – Классно выглядите, мэм. И Аякс тоже. А это кто, ваш брат? Приятно познакомиться, мистер Кавендиш.

Джорджия Кавендиш ворвалась в дом и с ходу упала в объятья О’Брайана. Ее смуглое лицо, несколько напоминающее обезьянью мордочку, раскраснелось от возбуждения. Да, она явно соответствует тому, что о ней говорят, подумал Найджел, не отрываясь от этой сцены и сам невольно заулыбавшись.

Рождество. Семь вечера. Вот уже два дня, как Найджел с предельной сосредоточенностью ведет наблюдение. Неотразимая Лючия, колоритная Джорджия Кавендиш, ее надутый, респектабельный, преклонных лет брат; Нотт-Сломан, с его профессиональным амикошонством; Филипп Старлинг и Фергюс О’Брайан – все они раз за разом мелькали перед его наметанным глазом. Да только мало что он из этого извлек. Он колебался между сомнениями и возрастающей по мере приближения Дня святого Стефана настороженностью. Некие подводные течения в этом кругу гостей существуют – это очевидно. Но той единственной приметы, которую Найджел стремился уловить, все не было и не было. Ведь почти невозможно поверить, что некто планирует покушение на человека и в то же время ведет себя с ним совершенно обыденно; между тем заметно – все гости, что в присутствии хозяина, что в отсутствие его, остаются самими собой. Так что либо кто-то из них обладает исключительной выдержкой, либо угроза проистекает извне: остается и еще одна возможность – все это какой-то розыгрыш.

В этот вечер лорд и леди Марлинуорт приняли приглашение отужинать в Дауэр-Хаусе, и Найджел спустился вниз встретить их. Приближаясь к гостиной, он услышал за дверью негромкий разговор. Ошибиться в принадлежности этого звучного голоса, с его равнодушными, насмешливыми, слегка нетерпеливыми интонациями, было невозможно.

– Нет, нет, не сегодня.

– Но, Фергюс, любимый, я так хочу тебя. И кого нам бояться? Почему мне нельзя?..

– Потому что я говорю, что нельзя. Будь хорошей девочкой, делай то, что я тебе говорю, и не задавай лишних вопросов. Это бесполезно.

– Ну почему ты такой жестокий… – голос Лючии почти неуловимо изменился, утратив обычную протяжность. У Найджела едва хватило времени, чтобы отойти от двери на несколько шагов, пока она не выскочила из гостиной и не промчалась, не заметив, мимо него. Ну вот, получи хоть разок монету, какой расплачиваешься с другими, подумал Найджел; неудивительно, что О’Брайан не хочет видеть тебя в своей постели, когда ночует в домике…

Рождественский ужин перевалил экватор. Во главе стола сидел хозяин. Его черная борода резко выделялась на мертвенно-бледном лице, придавая ему сходство с ассирийским царем; он был в своей лучшей форме, расточая комплименты леди Марлинуорт, к явному удовольствию старой дамы.

– Фи, мистер О’Брайан, нельзя же льстить так откровенно.

– Ничуть я вам не льщу, мадам. Леди Марлинуорт выглядит, как если бы нынче был ее первый бал, не правда ли, Джорджия?

Джорджия Кавендиш, облаченная в изумрудно-зеленое бархатное платье, с неизменным попугайчиком на плече, сморщила обезьянье личико и лукаво подмигнула О’Брайану. На противоположном конце стола лорд Марлинуорт с эдвардианской учтивостью занимал разговором Лючию Трейл. Внешне девушка никак не выдавала чувств, взрыву которых стал свидетелем Найджел. Неотразимая в платье с низким вырезом, она вызывающе холодно отвечала на его остроты. Однако же Найджел видел, как Лючия время от времени поглядывает на О’Брайана, и взгляд ее леденеет, когда он поворачивается к Джорджии Кавендиш. Ее брат разговаривал с Филиппом Старлингом о мире больших денег – Найджел впервые услышал, как он рассуждает о предмете, ему, скорее всего, близком, выказывая при этом немалую остроту и силу ума. Найджел заметил также, что, уступая трибуну Филиппу, Эдвард Кавендиш исподтишка поглядывает на Лючию. Учитывая ее ослепительный вид нынче вечером, в этом не было ничего удивительного; иное дело, что его поведение выдавало некоторую настороженность – он смотрел на нее цепким взглядом покериста, изучающего свои карты. Не ускользнуло от Найджела и то, что Лючия перехватывает эти взгляды, но упорно избегает отвечать на них. С лордом Марлинуортом оспаривал ее внимание Нотт-Сломан. Он откровенно, даже с вызовом, поедал девушку бледно-голубыми, беспокойными, туповатыми глазками, поглядывая то на ее губы, то на плечи. Он привлекал ее внимание настойчиво и непосредственно, то и дело поднимая голос, чтобы заглушить тенорок лорда Марлинуорта, и развлекая собеседницу всяческими занятными историями. Его грубоватое обаяние, следует признать, было при нем, как и вульгарная «индивидуальность» эгоиста.