Сердце дракона. Том 16 - Кирилл Клеванский

С этими словами, без предупреждения, Лехана и Брага развернулись и помчались в чащу. Хаджар сперва даже не понял, что произошло. Среагировав лишь на мгновение позже, чем требовалось, он уже едва не потерял из виду белокурых брата с сестрой.

Он бежал так быстро, как только мог. Ветер струился под его ногами, пораждая все новые и новые тропы. У него не было времени даже чтобы оглянуться и посмотреть, не отстает ли отряд.

Хаджар сам едва-едва мог поспевать за странными лесными жителями. Они двигались так плавно, так легко и так быстро, что это одновременно восхищало и поражало. В их движениях не было ни энергии, ни мистерии лишь… голая физическая сила.

Молодая и резвая. Как весенняя река, пробивая себе путь сквозь ледяные оковы, она несла их через овраги, перекидывала через поваленные деревья и холмы, проносила над ручьями.

Они бежали, оставляя за собой лишь призрачную белоснежную дымку.

Хаджар, едва ли не сбивая дыхание (и это Безымянный, владеющий именем Ветра!), изо всех сил старался не отстать.

Посреди цветущего луга, поодаль от тракта, вьющегося сквозь поля и луга, змеей рассекающего среди высоких холмов и пастушьих троп, сидел юноша.

На вид ему сложно было дать больше двадцати лет.

Ноги, обутые в простые сандалии с надетыми и подвязанными тесемками холщовыми штанами. Заплатанная, местами порванная, льняная. Серый плащ, на котором тех же заплаток было больше чем, казалось, самого плаща.

Юноша грел руки над пламенем трещащего костра. Оно отражалось в его разноцветных глазах. Слишком старых и слишком много знающих глазах, чтобы принадлежать молодому юноше.

Рядом с ним, на камне, лежал простой, резной посох.

Посох, оставшийся единственным напоминанием о далеком прошлом, где юноша так же сидел у костра, но… не один.

Наверное, за сотни прожитых эпох, человек должен привыкнуть к одиночеству, но юноша, вернее, глубокий старик, так и не смог. Мысленно он все время возвращался в те счастливые времена, полные приключений и странствий в компании Рейки и Бродячих Пней.

Когда его друг — взбалмошный демон, еще не успел стать его злейшим врагом.

Времена, когда Мастер Почти Всех Слов, не был одинок.

— Могу ли я присоединиться к твоему вечеру?

Юноша поднялся на ноги, а затем низко поклонился.

— Мастер, — произнес он. — чем я обязан?

Он, казалось, обращался к пустоте, но, вскоре, в этой пустоте сгустился туман, а когда тот осел над землей, то перед юношей возник человек.

Не высокий, не низкий. Не плечистый, не худой. В простых, не дорогих, но хороших одеждах белого и черного цветов, он держал за спиной раскрытый красный зонтик, скрывавший его голову.

Визитер, к которому сильнейший Бессмертный и, один из Древнейших, испытывал столь глубокое уважение и почтение, так и не ответил.

Так продолжал какое-то время, пока он, наконец, не произнес.

— Здесь такие красивые звезды.

Пепел поднял взгляд на небо. Да, они действительно были прекрасны в своем холодном беспристрастие.

— Мы живем прошлым, — неожиданно произнес неизвестный и безымянный Мастер. — Теми временами, когда наши жизни еще что-то значили.

— Они значат и сейчас, — не согласился Пепел.

— Значат, — не стал спорить Мастер. — но не для тех, чьи жизни что-то значили для нас. Их время ушло. Их перерождениям нет счета.

Эш посмотрел в костер. Тысячи тысяч лет минули с тех пор, как оно похоронил Бродячих Пней и Рейку. И их детей. И детей их детей. А затем похоронил их перерождения. И перерождения их перерождений. Пока, наконец, перестал следить за душами тех, в ком находил свой покой и спасение от бездны.

Не той бездны, с которой, в свое время, успел сразиться Повелитель Всего Пламени — волшебник Пепел. А с той, с которой сражался каждый мыслящий. Каждый день.

— Зачем вы пришли, Мастер? Кажется, в последний раз, когда мы с вами виделись, вы попросили меня принять участие в войне Небес и Земли.

— Ты отказал мне в тот вечер, волшебник, — судя по движениям зонтика, Мастер запрокинул голову и все вглядывался в ночное небо.

— И тогда погибли все, кто мне дорог.

Пламя в костре задрожало. Оранжевые языки потянулись к фигуре с зонтиком, но туман под её ногами, казалось, оберегал этого человека от жара огня.

— Камень всегда может предвидеть, когда лавина пойдет по склону и упасть первым. Если же он этого не сделает, лавина все равно его смоет.

— Опять про камни? — хмыкнул Пепел и взял себя в руки. Пламя в костре успокоилось, а туман затих. — Даже спустя столько эпох, ваши метафоры, Мастер, не меняется. Левая рука богов… так вы меня тогда окрестили? Как раз перед тем, как разыграть собственную смерть…

— Я умирал сотни раз, мальчик. И все это, чтобы понять, что, в каком-то смысле, все мы — левые руки бога, — ответил визитер. — нам всем уготована участь быть отражением его воли в этом причудливом лабиринте из бессмысленного выбора, приводящего, каждый раз, к одному и тому же итогу.

— Смертные называют это, Мастер, порочным кругом.

Визитер промолчал.

Он протянул руку будто попытался дотянуться до звезд. Таких далеких, но от того не менее прекрасных.

— Они так юны, — прошептал он.

И было непонятно говорит ли он про кого-то определенного или же про… звезды. Даже Пепел, последний из рожденных смертным, кто собственными глазами видел падение Черного Генерала, не мог назвать звезды юными.

— Вы мудры, Мастер, в этом я вам отдам должное. Вы спросили, можете ли вы присоединиться к моему вечеру. Моему последнему вечеру в мире смертных. Я отвечу вам — нет. Я вам не рад. И не был рад ни разу, с тех пор, как не стало Мок-Пу.

Повисла короткая пауза, во время которой ветер игрался с пламенем и туманом.

— Столько эпох минуло со времен Пьяного Монаха, но ты так же горяч, Эш, — прошептал Мастер, а затем произнес в голос. — Что есть мудрость, волшебник, для тех, кому горы — лишь яростно бушующие волны.

Эш протянул ладонь и в неё лег посох.

— Последний раз повторяю, я не…

— Тебе пора обратно, мальчик, на твой трон. Ждать, когда придет лавина.

Мастер ничего не сделал. Но величайшего волшебника из когда-либо живших окутал туман и, спустя мгновение, таинственный человек в бело-черных одеждах остался стоять на лугу один.

Он все так же смотрел на звезды. И, если бы кто-то в этот момент увидел бы его глаза, то понял, что они ничем не отличаются от глаз исчезнувшего в тумане волшебника.

Старые.

Мудрые.

Одинокие.

— Все, — решительно резюмировал Алба-удун и, столь же решительно, рухнул лицом в землю.