Писатели и стукачи - Владимир Алексеевич Колганов

себе врага в лице писателя Платонова! Тоже – какой страшный враг, пишет о страдании человека, о глубине его души. Будто так уж это страшно, что Платонова нужно травить в газетах, запрещать и снимать его рассказы, обрекать его на молчание и на недоедание? Несправедливо это и подло».

А между тем, его обвинения в адрес коллег и непогрешимого ЦК были справедливы. Достаточно вспомнить одного из гонителей Платонова, литературного критика Владимира Ермилова. Когда-то один из деятелей печально известной РАПП, затем главный редактор журнала «Красная новь», а в послевоенные годы под его началом оказалась «Литературная газета». Возможно, Ермилов завидовал таланту Платонова, чему подтверждением могу быть строки из его письма, направленного в сентябре 1939 году секретарю ЦК Жданову в связи с изданием сборника рассказов Платонова:

«Даже у таких людей, как В. Катаев, Е. Петров, Г. Мунблит, Я. Рыкачев, Е. Усиевич, Ф. Левин, имеется нечто вроде культа Платонова. Благоговеют перед ним».

Саму же книгу Ермилов охарактеризовал как вредную. Понятно, что сборник так и не выпустили в свет.

Однако травля Платонова началась задолго до письма Ермилова. Его предшественником в роли гонителя был Леонид Авербах, руководитель РАПП. В 1929 гожу в журнале «Октябрь» была опубликована его рецензия на рассказ Платонова «Усомнившийся Макар».

«В рассказе этом издевка над всем и ирония, одинаково скептическая по отношению к самым различным явлениям, свидетельствуют отнюдь не о глубине мировоззрения автора и пролетарской установке его сатиры… В чем же «усомнился» наш Макар? Он усомнился в главном и основном для борющегося пролетариата, и усомнился в этом Макар именно тогда, когда пролетариат в нашей стране вступил в последний и решительный бой с российским капитализмом, окончательно выбивая у него почву под ногами, ломая и переделывая его питательную среду… Рассказ Платонова – идеологическое отражение сопротивляющейся мелкобуржуазной стихии».

В своём обличительном пафосе Авербах по-своему был прав – раз партия дала установку на создание идейно выдержанных произведений, её необходимо выполнять. В правильности решений партии недопустимо сомневаться, а сомневающимся нет места среди признанных писателей. Этому принципу успешно следовали многие охранители литературного процесса.

Но в 1931 году случилась неприятность. По вине главного редактора в журнале «Красная новь» был напечатан рассказ Платонова «Впрок», поведавший читателям о бедственном положении в деревне. Сталин был возмущён таким «головотяпством» редакции журнала, опубликовавшей «рассказ агента наших врагов». Ответственный за «прокол» редактор «Красной нови» Канатчиков пытался оправдаться, каялся, решив загладить страшную вину своим доносом – будто бы по редакциям путешествует ещё один рассказ Платонова, который тоже по недосмотру могут напечатать. Покаяние не помогло – в журнале срочно сменили руководство, тогда-то и появился там Ермилов.

В борьбу с «классовым врагом» включился и один из лидеров РАПП Александр Фадеев, человек идейно подкованный, абсолютно убеждённый в своей правоте – даром, что в гражданскую войну был комиссаром полка на Дальнем Востоке. В статье, напечатанной всё в той же «Красной нови», он подверг жесточайшей критике Платонова:

«Всякий, знающий классовую борьбу в нашей деревне и участвовавший в ней, знает этот тип хитрого, пронырливого классового врага, знает, как часто пытается кулак надеть маску "душевного" бедняка, заботящегося за народ, "за всеобщую действительность". Подобного типа кулацкие агенты стремятся использовать и художественную литературу. Одним из кулацких агентов указанного типа является писатель Андрей Платонов, уже несколько лет разгуливающий по страницам советских журналов в маске "душевного бедняка", простоватого, беззлобного, юродивого, безобидного "усомнившегося Макара"».

Что было делать Андрею Платоновичу в этой ситуации? Предчувствую трагический конец, он попытался оправдаться, не знаю, то ли искренне, то ли надеясь, что своим письмом удастся ввести в заблуждение вождя:

«В журнале "Красная новь" напечатана моя повесть "Впрок"… Получилась действительно губительная работа, ибо ее только и можно истолковать во вред колхозному движению… Я увидел, что товарищи из РАППа – правы, что я заблудился и погибаю… Вся моя забота – в уменьшении вреда от моей прошлой литературной деятельности. Над этим я работаю с осени прошлого года, но теперь я должен удесятерить усилия, ибо единственный выход находится в такой работе, которая искупила бы вред от "Впрока"… Этим письмом я не надеюсь уменьшить гнусность "Впрока", но я хочу, чтобы вам было ясно, как смотрит на это дело виновник его – автор, и что он предпринимает для ликвидации своих ошибок».

Что характерно, в этом письме Платонов не заверяет вождя в своей личной преданности, не обещает написать то, что нужно Сталину и Политбюро – он всего лишь обещает работать над исправлением ошибок. Скорее всего, Платонов полагал, что всё же удастся наступить на горло собственной песне и написать что-то такое, что понравилось бы Сталину. Однако писать нечто угодливое, явно на заказ – это не всякому по силам. Не получилось ни у Платонова, ни у Булгакова.

Бенедикт Сарнов в своём четырёхтомнике «Сталин и писатели» выражает удивление, как так могло случиться, что «погибли в сталинских лагерях Мандельштам, Бабель, Пильняк, Артем Веселый», а вот Платонов почему-то уцелел:

«Ни о ком из них Сталин не говорил с такой бешеной злобой, как о Платонове. Бабеля не любил и своего неприязненного отношения к нему не скрывал… О Пильняке отозвался еще резче… Но ни того, ни другого «агентом наших врагов», как Платонова, он все-таки не назвал. И вот, всех их он уничтожил, а Платонова почему-то не тронул».

Думаю, что причина этой милости не только в том, что Сталин оценил талант писателя, хотя и считал некоторые его рассказы вредными в деле просвещения трудящихся. Даже такие обидные слова, как «агент наших врагов», были написаны им в сердцах, поскольку больше, чем повестью Платонова, вождь был возмущён недосмотром со стороны руководителей журнала. Уничтожать Платонова он не хотел ни тогда, ни в разгар будущих репрессий. Причина этого, как мне кажется, ясна: Сталин считал Платонова талантливым писателем, искренне верящим в возможность построения социализма, но заблуждающимся в оценках происходящего в стране. По-видимому, вождь верил, что ещё можно наставить писателя на путь истинный. Даже пометки Сталина на полях рукописи Платонова – дурак, балаганщик, болван, пошляк, балбес – это свидетельство лёгкого раздражения, а не гнева. Не прощал Сталин лишь предательства и лицемерия, когда и в письмах, и в публичных выступлениях заявляют о преданности вождю, а за его спиной либо плетут интриги, либо высказываются нелицеприятно.

При всём при том, что Сталин пользовался варварскими методами подавления инакомыслия, надо отдать ему должное – он разбирался в людях. Иначе не сумел бы сохранять власть в своих руках в течение без малого тридцати лет. Однако