Другая сторона - Андрей Семенов

— Да, пожалуйста, господин генерал, — фон Гетц был несколько удивлен.

Головин встал с шинели и подошел к фон Гетцу.

— Хочу внести предложение, Конрад Карлович. Почему бы вам не показать вашим ученикам, как надо вести воздушный бой?

— Мне?! — изумился фон Гетц.

— Ну да. Вам. Я-то летать не умею, — улыбнулся Головин. — Преподайте наглядно. Чтобы они увидели. Теория — это, конечно, хорошо, но критерий истины, как известно, практика. Ну что, герои? Кто из вас решится бросить вызов прославленному немецкому асу?

Летчики смотрели молча.

— Разрешите, товарищ генерал?

— Дьяконов? Отлично. Вылет через двадцать минут, — скомандовал Головин. — Волокушин!

— Я! — подбежал комендант.

— Дайте команду зенитчикам: «Воздух!». Машину подполковника заправить горючим на пятнадцать минут полета. Четверка перехватчиков на полосе. Пилоты в кабинах, моторы запущены.

— Есть!

— Предупреждаю, Конрад Карлович, — Головин повернулся к фон Гетцу. — Воздушный бой — и ничего более. Как только вы выйдете за квадрат, зенитки откроют огонь на поражение и будет поднята четверка истребителей на ваш перехват. Обе ваши пушки разряжены, самолет Дьяконова имеет полный боекомплект. Поймите меня правильно. Уловили? Горючего у вас в обрез, дальше, чем на шестьдесят километров, вы все равно не улетите.

— Разрешите выполнять, господин генерал? — нескрываемое презрение сквозануло сейчас в усмешке Конрада.

— Выполняйте. И покажите этим соплякам класс!

Головин искренне болел сейчас за немца.

Если фон Гетц сумеет победить в этой имитации боя, значит, все расчеты Головина были правильны. Немец натаскает наших летчиков и передаст им те знания, которые они добывали на войне своей кровью и жизнями товарищей. Если фон Гетц победит, значит, он не сломлен, не смирился с пленом, не вышел из войны, а продолжает осознавать себя солдатом и внутренне готов к борьбе. Это-то как раз и нужно было Головину, и он желал в этом убедиться. Вот только твердой уверенности в победе своего подопечного у него не было: Дьяконов не пацан, не желторотый птенец, только что выпустившийся из училища, а опытный летчик, на счету у которого шестнадцать сбитых немцев.

Фон Гетц взял у кого-то краги и шлемофон и пошел к машине под номером 17, на которую ему указал Волокушин. Дьяконов уже запустил мотор и выруливал на старт. Конрад влез в кабину, сел на сиденье. Ему показалось, что сидит он низко и неудобно, и он вспомнил, что никто не предложил ему надеть парашют. Напоминать об этом он не стал, опасаясь, как бы не отменили вылет. Все-таки существует разница между Героем Советского Союза и немецким военнопленным.

Фон Гетц защелкнул фонарь остекления, запустил двигатель и включил подсветку приборов. В принципе, ничего страшного. Те же приборы, что и на «мессершмитте». Спидометр также слева, вот только высотомер и компас сдвинуты правее от рукоятки управления. Слева на топливомере уже мигала красная лампочка — горючее на исходе. Мимо с ревом пошел на разбег «Лавочкин» Дьяконова. Конрад воткнул гарнитуру шлемофона в разъем, передвинул сектор газа вперед и тоже стал выруливать на старт.

— Семнадцатый, взлет разрешаю, — раздался в наушниках металлический голос.

— Есть взлет, — заученно ответил Конрад.

«Дьяконов имеет преимущество по высоте, — фон Гетц дождался, когда пропеллер наберет обороты, и отпустил тормоз. Самолет дернулся и тронулся по полосе. — Закрылки выпущены, скорость — сорок. Когда я стану взлетать, он будет где-то на высоте тысяча — тысяча сто. Я стану делать боевой разворот, а он в это время будет кружить над аэродромом и как раз пролетит надо мной. Когда я наберу равную высоту, у него будет преимущество по скорости. У меня — где-то двести тридцать километров в час, а он успеет разогнать машину до четырехсот, следовательно, и преимущество в пространстве тоже будет за ним. Если он не дурак, то зайдет от солнца, чтобы ослепить меня, пропустит меня под собой, сделает резкий разворот и попытается пристроиться мне в хвост».

Фон Гетц бросил взгляд на спидометр.

«Скорость сто тридцать, рукоятку на себя. Есть отрыв, — стрелка высотомера медленно двинулась по часовой. — Убрать шасси, убрать закрылки, боевой разворот с набором высоты влево. Высота — двести. Он зайдет от солнца, пропустит меня, развернется и встанет мне в хвост. Разворот погасит его скорость, но у него будет преимущество по высоте. Из разворота он выйдет где-то на скорости триста тридцать. Я к тому времени не успею разогнаться и до трехсот. Все равно он меня догонит. Карусель с ним крутить — у меня не хватит горючего. Высота шестьсот».

«Лавочкин» Дьяконова в подтверждение внутреннего монолога фон Гетца прошел на хорошей скорости над его головой. Конрад поднял глаза и определил: «Он выше примерно метров на пятьсот. Скорость у него где-то четыреста двадцать. Следовательно, когда я встану на одну высоту с ним, он как раз подгадает, чтобы быть на противоположной стороне диаметра. Руководитель полетов даст команду «к бою». Дьяконов как раз будет на той стороне, где солнце. Ну что ж! Посмотрим. Высота — тысяча сто».

— К бою! — щелкнуло в шлемофоне.

— Есть к бою! — бодро доложил Дьяконов.

По голосу русского летчика было попятно, что он ждал этой команды.

— Есть к бою, — не так весело откликнулся Конрад.

Самолеты стали сближаться. С земли на них смотрели не только Головин, Герои и четверка перехватчиков. Зенитчики, бомбардировщики, заправщики, оружейники, механики и даже работники столовой стояли сейчас, задрав головы к зениту, и смотрели на настоящую схватку Героя Советского Союза с фашистским стервятником. Все как один сжимали кулаки и переживали за Дьяконова, желая, чтоб он всыпал немцу перца как следует. Единственный, кто болел за фон Гетца, был генерал Головин.

«Лавочкин» Дьяконова и в самом деле был метров на двести повыше фон Гетца.

«Пока все сходится, — продолжал говорить сам с собой Конрад. — Молодец капитан — все делает грамотно, как на уроке отвечает».

Самолеты на мгновение встретились в одной точке. Вверху — Дьяконов, метрах в ста под ним — фон Гетц.

Встретившись, они стремительно разлетелись. Фон Гетц продолжил движение по прямой, стараясь набрать скорость, Дьяконов перевернул свой самолет брюхом вверх и, сбросив газ, взял ручку на себя. Через несколько секунд его самолет лежал на одной прямой с самолетом фон Гетца, догоняя его.

Фон Гетц посмотрел на спидометр. Тот показывал 290 километров в час.

«Значит, истинная скорость у меня где-то триста-тридцать — триста сорок, — фон Гетц обернулся. Дьяконов шел за ним, но выше, со снижением и медленно сокращал расстояние. — До него метров шестьсот. Секунд через сорок он выйдет на дистанцию огня. Вот тогда-то я ему и покажу свой фокус».

Фон Гетц улыбнулся. Он представил, как капитан, предвкушая свою победу, ловит его в прицел и тут же теряет. Русские, которые стоят внизу, разочарованно ахают, не ожидая такого финта. И гордый Дьяконов приземляется на полосу совсем не победителем.