Цвет страсти - алый - Черил Холт

Ему хотелось кричать и ругаться, потрясать кулаками и вопрошать: «Почему? Почему?»

Однако он ничем не выдал своего отчаяния. Он был мастер скрывать свои эмоции и скорее умер бы, чем позволил Барнетту понять, как ранила его эта новость.

– Поздравляю, – небрежно произнес он, словно предмет разговора ничего не значил для него. – Когда состоялась церемония?

– Несколько дней спустя после того, как она вернулась. Наши имена были оглашены в церкви весной, и викарий счел, что можно провести процедуру без нового оглашения.

Майкл отрезал бы себе язык, чтобы удержаться от вопроса, но услышал собственный голос:

– Думаю, Эмили счастлива?..

– Она дома, там, где жила всегда, – ответил Барнетт, – и нежелательно, чтобы вы остановились повидать ее.

– Как пожелаете. – Теперь, когда ему сообщили о свадьбе Эмили, Майклу больше всего хотелось уйти, но Барнетту не терпелось углубиться в детали.

– Это глаз за глаз, не так ли, Уинчестер? – торжествовал Барнетт. – Вас это не уязвляет?

Майкл знал, что ему следовало бы игнорировать Барнетта и поскорее уйти, но враждебный тон идиота был слишком раздражающим, слишком неприятным.

– О чем вы?

– Можете представить, как я пилю между ее хорошенькими бедрами? – Барнетт захихикал. – Я ненасытен и имею ее, когда и где захочу.

Майкл был так шокирован грязными откровениями, что лишился дара речи. Какой муж будет так презрительно отзываться о своей молодой жене? Что это за человек, который сообщает такие подлые подробности другому мужчине, с которым он едва знаком?

– Вы свинья, Барнетт.

Оскорбление не произвело никакого впечатления на Барнетта, не заставило его замолчать, на что Майкл надеялся.

– Она моя, – похвастался Барнетт, – и во всем подчиняется мне. Хотите, я опишу некоторые из трюков, которые я заставляю ее выполнять? Я даю ей его в рот. Я засовываю ей его в задницу. Она ни в чем не отказывает мне. – Он ликовал и хихикал, и эти звуки были так отвратительны и тошнотворны, что, прежде чем остановиться и подумать, Майкл изо всех сил ударил Барнетта в лицо. Раздался треск, и из его носа хлынула кровь. А подлец пронзительно вскрикнул, пошатнулся и закрыл лицо.

– Кто вы такой, чтобы прийти сюда и оскорблять меня?

– Я человек, который любит ее и будет любить всегда.

– Но она не ваша! – Барнетт кипел от злобы. – Она никогда не будет принадлежать вам!

Майкл схватил Барнетта, встряхнул, словно тряпичную куклу, и предупредил:

– Я намерен отыскать ее.

– Ха! Думаете, я испугался?

– Должны испугаться.

– Что, если вам станет известно, что я обижаю ее? Что вы сделаете? Она моя жена, и нет ни единого человека во всем королевстве, кто мог бы помешать мне.

Он был прав. Какую бы низость он ни совершил по отношению к Эмили, это никого не касалось, и никто не вмешался бы, чтобы помочь. Барнетт мог убить ее, и, если он изобретет правдоподобную ложь, никогда не будет осужден.

– Если я услышу, что она пострадала от вас, я убью вас, – поклялся Майкл. – Собственными руками. – В свете недавних событий, возможно, это была не самая умная угроза, но Барнетт довел его до такого состояния, что он полностью забыл об осторожности.

– Только попытайтесь.

– Можете мне поверить.

Майкл оттолкнул Барнетта, и тот упал на колени. Он был побит, под глазами образовались синяки, нос распух и скорее всего был сломан, но он оставался враждебным и воинственным.

– Проклятый богач, по тебе плачет могила! – выругался Барнетт.

Майкл посмотрел на него сверху, охваченный желанием нагнуться и избивать его до тех пор, пока на полу не останется неузнаваемая глыба, но он подавил дикий порыв. Худшее, что он мог сделать, это оказаться вовлеченным в ссору. Он никогда не искупит этого.

Майкл развернулся и еще раз ударил Барнетта. Нанеся свирепый удар, он ободрал костяшки пальцев и, выйдя из гостиницы и направляясь к экипажу, потирал руку.

Маргарет улыбалась и выглядела веселой, ожидая скорого завершения путешествия.

– Вы нашли, где они?

– Да, – твердо ответил Майкл, намеренный не обнаружить й намека на постигшее его несчастье. – Но, к сожалению, они отправились навестить родственников. Дома никого не осталось.

– О!

Девочка была так расстроена, что Майкл отвернулся. Он не мог выносить ее огорчения, так что быстро добавил:

– Ты когда-нибудь бывала в Брайтоне?

– Нет. Отец обещал отвезти нас туда на каникулы, но у него никогда не было времени.

– Это как раз по дороге, – объяснил Майкл. – А не устроить ли нам каникулы, прежде чем мы вернемся в Лондон?

– Вы действительно хотите этого?

– Конечно. Мы можем снять уютный коттедж и наслаждаться морским воздухом. Это будет замечательно.

Она изучала его, тут же заметив поврежденную руку.

– С вами все в порядке?

– Разумеется.

– С вами случилось что-нибудь плохое там, в гостинице?

– Нет. – Стараясь убедить ее, он улыбнулся.

Она была слишком взрослой для своего возраста, и хотя девочка сделала вывод, что произошел какой-то гнусный инцидент, она поняла, что должна принять его утверждение, будто все было хорошо.

– Думаю, Брайтон – грандиозная идея, – сказала она.

– Тогда поедем. Нет причины задерживаться здесь.

Мэри медленно брела по спокойной сельской лужайке к усадьбе Барнеттов, считая шаги и наслаждаясь запахами осеннего дня. Теплое солнце пятнами лежало на ее плечах, но со сменой времени года в воздухе ощущалась прохлада, которая не была заметна, когда они вернулись домой после ужасной поездки в Лондон.

Временами, когда она чувствовала себя одинокой или ей становилось грустно, она вспоминала тот хаотический эпизод, когда она жила в доме лорда Уинчестера и занималась любовью с его братом. Это был единственный момент в ее жизни, когда она отважилась совершить что-то опрометчивое, необычное, и когда она сидела за чаем и болтала с местными дамами, то страдала от сильного искушения сказать: «Вы не хотели бы узнать, что я па самом деле делала в городе?»

Если бы когда-нибудь она описала свои развлечения, скорее всего от ее рассказа знакомые дамы попадали бы в обморок. Большая часть случившегося там казалась абсурдной даже ей самой, и Мэри часто думала: а было ли все это на самом деле? У нее не осталось никаких осязаемых воспоминаний – ни пряди волос возлюбленного в медальоне, ни засушенных цветов в книге.