Тени - Елена Колесник

– Что-то ты, Кирочка, сегодня как-то слишком уж долго тренировалась. Я ждать тебя устал, – растянулся в улыбке Максим, когда Кира подсела к нему за столик.

– Да, я два дня пропустила – дела навалились, а силы копились. Ужас, сколько накопилось. Надо было их использовать.

– Да? – вроде как с недоверием переспросил Максим. – Ну я рад, что ты в порядке. А то уж было начал волноваться.

– Если я пропускаю тренировки, это вовсе не значит, что я умерла, а если прихожу, – она хитро прищурилась, – это также не означает, что я жива. – Кира вдруг вспомнила каламбур из одного из писем Муслима, который ей зачитал Кирилл. Кирилл никогда не показывал ей писем Муслима целиком, а лишь изредка зачитывал особенно понравившиеся ему места.

– Я это уже давно понял. Просто как-то тяжело это осознать. Но я близок. – Прозвучало, как угроза.

Кира напряглась.

– Расслабься… – Он поставил перед ней стакан грейпфрутового сока. – Впрочем, после такой тренировки чтобы расслабиться, требуется что-нибудь более существенное, чем грейпфрутовый сок. – Он засмеялся. – Банановый, например. – Он подождал, пока его слова осядут в Кире, и продолжал. – А если серьезно, – он наклонился к ее уху, – я приглашаю тебя в ресторан. Пойдешь со мной в ресторан?

Кира сделала вид, что думает.

– Я брошу к твоим ногам свои протезы…

– А как же мы пойдем, без протезов? Я вас не донесу.

– Я поползу…

– А вот этого не надо… Я согласна, – сказала Кира и потрогала его руку, как будто проверяя наличие протеза.

«Кирилл все равно улетел, – стала оправдываться перед собой Кира. – Должна же я как-то развлекаться. Мысли плохие отгонять, вытеснять… Чтобы не вибрировать плохо. Чтобы всем было хорошо. – Получалось неубедительно. – Я вполне могу сходить в ресторан с приятным мне человеком. Без продолжения, разумеется. А хотя бы и с продолжением, – додумала она машинально. И тут же послала далеко в пространство: „Прости меня, Кирюша, дуру такую. Я люблю тебя. Очень. Но в ресторан пойду. Ужасно есть хочется“. Мысль о том, что это может быть опасно, даже не пришла ей в голову. Впрочем ничего страшного не произошло. Они премило поболтали, поели всяких вкусностей и даже потанцевали. Максим, при всей своей, мягко сказать, необычности, танцевал весьма неплохо. Он не только ни разу не наступил Кире на ногу, но и вел ее очень уверенно. Правда несколько раз Кира ощущала слабые уколы в голову, как будто острая игла осторожно, стараясь не причинить боль, проникала в сознание, но вино сделало свое дело – Кира не остановилась и не зафиксировала это ощущение, и оно лишь слабо коснувшись сознания почти забылось.

Я улетал с тяжелой душой. Мне было нелегко оставлять Киру в таком состоянии и в большой опасности. Несмотря на то, что мы заранее договорились не упоминать о моей поездке в письмах по электронной почте и в разговорах по телефону, все же я не был уверен, что это осталось тайной для всех, кому об этом знать не следовало.

Самолет был наполовину пуст, так что мне не составило труда найти уединенное место, где можно было вытянуть ноги и не обращать внимания на попутчиков. На места рядом с собой положил вещи, чтобы кто-нибудь не присел ненароком. Прошла стюардесса, оглядела меня строгим, но приветливым взглядом на предмет моей «пристегннутости» и удалилась. Москва внизу прощалась. Я внимательно рассматривал ее очертания, стараясь ни о чем не думать. Через полчаса она скрылась под облаками. Еще какое-то время помедитировав на облаках, я отвернулся от окна. Вполне спокойный. Попросил принести мне воды без газа и достал из рюкзака бумаги, которые мне дала Кира.

«Закон октав», – прочитал я, – «фундаментальный закон вселенной… Нет, не закон сохранения… И не законы квантовой механики… И не закон падающего бутерброда… Все они являются лишь следствиями, или частными случаями… А незыблемый и самый основной закон – это закон семи, или закон октав – до, ре, ми… Как много в этих звуках… Гармонии. Хаоса. Жизни. И всего, всего, всего. Чего угодно.

Вселенная вибрирует, и нет ничего, что бы не вибрировало… Вибрации происходят во всех видах, аспектах и плотностях материи, составляющей вселенную, от самых тонких до самых грубых ее проявлений. Они исходят из различных источников и устремляются в разные стороны, пересекаясь, сливаясь, усиливаясь, ослабевая, препятствуя друг другу… А мы – люди-человеки – вибрируем постоянно, подчиняясь закону семи (или восьми, если считать верхнее «до» – как кому нравится), причем вибрируем не однообразно, а с чередующимися ускорениями и замедлениями. А если быть точнее, сила первоначального импульса действует, не изменяя своей природы, и вибрации развиваются правильно (единообразно) лишь в течение некоторого времени, зависящего от природы самих вибраций, среды и проч., далее происходит особого рода перемена и вибрации перестают повиноваться импульсу – они замедляются и даже могут менять свою природу или направление. После этого вибрации возрастают или затихают до известного момента, когда в их развитии вновь происходит задержка. Например, вы с превеликим энтузиазмом взялись за изучение какого-нибудь заморского языка, книгами обложились, словарями, денег кучу потратили, и какое-то время, которое зависит от личностных характеристик и всевозможных причин, вы с достаточным рвением зубрите и ходите на занятия, но потом энтузиазм проходит (всегда и у всех, что, конечно, не означает, что цели никто не достигает – кое-кто достигает, но об этом позже) и дальнейшее обучение протекает уже немного (или совсем) по-другому, в зависимости от мотивации, воли или банальной случайности. В этой связи, однако, знаменательно, что периоды единообразных колебаний не равны, а периоды замедления вибраций не симметричны: один из них короче, другой длиннее. Законы, управляющие распространением вибраций, были известны древней науке и включены в особую формулу, или диаграмму, где период удвоения колебаний был разделен на восемь неравных ступеней в соответствии с темпом возрастания вибраций. Восьмая ступень повторяет первую, но с удвоенным числом вибраций, а сам период удвоения определяется как октава.

В облачении этой формулы идеи октавы передавались из рук в руки, от учителя к ученику, от одной эзотерической школы к другой. В очень отдаленные времена кому-то из посвященных пришла в голову мысль применить эту формулу к музыке. Так была получена музыкальная гамма семи тонов, являющаяся универсальной формулой космического закона. Не больше не меньше. Вот так!»

– Привет, – услышал я и поднял голову. Передо мной стояло неопределенного возраста создание женского пола, улыбаясь белыми огромными зубами. Сесть оно не могло, так как я заблаговременно разбросал свои вещи так, что пристроится возможности не было никакой.

– Привет, – повторило оно и сверкнуло зубами.

– Добрый день, – сказал я и поднял брови.

– Я вот смотрю, вы один, – она угрожающе выставила вперед свою белоснежную челюсть. – И я одна. Скучаю. Давайте скучать вместе.

Я сглотнул.

– Ну, вместе скучать смысла нет… Объединяются, чтобы не скучать.