Затемненная серебром - Алла Соловьева

– Это утомление, Злата. А поспать времени у тебя совсем не осталось, – грустно добавил он.

В пятницу держалась на ногах я каким-то чудом. В зеркало старалась не заглядывать, радости оно не приносило. Под глазами темные, тонкие полумесяцы, очень напоминающие синяки, лицо – бледное. Уроки проходили, как в тумане, а тренировки – автоматически. Откуда брались силы, чтобы тренироваться, для меня оставалось нерешенной загадкой. Тренировку с мракаурами вел Марк, а с Тагашевым я не сталкивалась: часто ощущала его силу, но встреч умышленно избегала, да и он, похоже, не очень стремился меня увидеть. Это причиняло еще большую боль. Друзья относились с пониманием и предлагали помощь в столовой, но я упорно отказывалась. Ринат продолжал поджидать в коридорах, но особо не доставал. А вот Елена по-прежнему изводила…

Я стояла перед дверью в столовую, апатично разглядывая мятый, приколотый кнопкой лист – мой рисунок, о котором совсем забыла, – плачущая пантера. Ровным красивым почерком внизу красовалась надпись: «Шлюха раскаивается!» И как же на это отреагировать? Кажется, рисунок я выбросила в мусорное ведро. Елены на уроке не было, значит, Инесса не побрезговала раздобыть из мусорки мой «шедевр». В авторстве «автографа» я нисколько не сомневалась. Только Размаева способна на мелкие гадости, плюс почерк, который я уже знаю. Могла бы и печатными буквами написать, но утруждать себя не стала. А текст – так себе, без изюминки, я бы придумала что-нибудь поувлекательнее. Но теперь уже не исправишь. «Добавить частицу «не», что ли?» – вяло подумала я.

Цепкая рука Павла Самохина сорвала лист с двери. Кнопка, стукнувшись о каменный пол, отлетела в сторону.

– Не расстраивайся. – Павел разорвал рисунок в клочья и сжал в кулаке. И как только у парня смелости хватило подойти. – Размаева стерва, и все об этом знают, – добавил он, сочувственно глядя на меня.

– У меня появился защитник? – тускло улыбнулась я.

Парнишку я все же смутила, хотя и не собиралась этого делать. Мальчишеское лицо вспыхнуло пожаром, и он заторопился на обед, молча скрывшись за дубовой дверью. Вздохнув, я вошла в столовую, где меня дожидалось дежурство, как всегда окончившееся битой посудой, растекшейся лужей и ехидной улыбкой Елены. Ничего, кажется, не изменилось. Но на этот раз я ошиблась.

Проходя мимо Елены, Павел Самохин споткнулся, вылив на шелковистые волосы девушки томатный сок. Наклонившись, я улыбнулась. Несмотря на возраст, Павел твердо завоевывал в группе авторитет. Парни начинали с ним считаться, а наставники восхищались быстрой реакцией, поэтому поверить, что он оступился случайно, я не могла. Елена, завизжав, выскочила из столовой, не вслушиваясь в елейно вежливые извинения парня.

– Давай помогу, – услышала я над самым ухом. Самохин стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– Я справлюсь, – покачала я головой, вытирая крошки с очередного стола.

Но он меня не услышал. Молча отобрал тряпку и начал вытирать стол.

От помощи я бы отказалась, но в добродушном, отзывчивом парне было что-то такое, что меня остановило. В нем не было обожания к старшей девушке, которое я вначале заподозрила, скорее уж там было сочувствие, как к уставшей старшей сестре, или желание обрести друга.

– Займись полом, – наставительно заметил он. – Вдвоем справимся быстрее.

– Любишь томатный сок? – спросила я, взявшись за швабру.

– Не-а! – Самохин повернулся, расплываясь в яркой улыбке.

– Детский поступок, но Елена не простит.

– Может, и детский, но эффектный, – хмыкнул он, перемещаясь к другому столу. – А Елену, – поморщился он, – переживу.

– Почему ты мне помогаешь?

– Ты первая, кто хоть как-то отреагировал на малолетку, – покраснел он, – к тому же нет ничего плохого в том, чтобы помочь девушке, которая едва держится на ногах.

Да уж, вид еще тот, если вызываю сочувствие.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я. – А вот насчет «малолетки» я бы поспорила.

Я усмехнулась. Парень выше меня на две головы.

– Это семейное, – недовольно поморщился он, – собственно, как и ранняя трансформация. Не очень легко, когда тебя не воспринимают всерьез, – вздохнул парень, вытирая последний стол.

Очевидно, его отличие от других приносит ему не меньше боли, чем мне – моя обособленность. Вместо того чтобы носиться по двору академии со сверстниками, трет столы рядом со мной.

– Мне это знакомо, – улыбнулась я, стараясь его поддержать. – Странная трансформация, а мой охранник в меня не особо верит, считая, что до Хранителя мне еще очень далеко.

Парень вскинул голову, во взгляде появилось что-то очень смахивающее на восторженный блеск. Я растерянно смотрела на него, стараясь понять, что же стало причиной столь бурной реакции.

– Фадеев лучший, – с придыханием сказал он. – Настоящий профессионал, каких мало. Ты не должна обижаться, нам всем стоит поучиться у него. Всего четыре года назад закончил академию, а «Щитов и клинков» – уже восемь. Скорость невероятная, умеет управлять почти всеми видами транспорта, изучал оружие смертных, а боевые навыки… – Павел причмокнул, что означало: нет равных.

Моргнув, я разинула рот. Даже я столько не знала о Максе. Интересно, если спрошу о его хобби или любимом блюде, он тоже ответит? А сама я об этом не знаю. А вот Самохин, похоже, знает. Мне бы тоже не помешало: парень меня год охраняет, а я живу как на луне, совсем не замечая своего окружения. Надо же, оружие смертных изучал. Зачем оно ему? Нужно будет спросить как-нибудь на досуге.

Остаток дня прошел как обычно, если не считать того, что на тренировке с Хранителями я предложила Павлу оттачивать боевые навыки в паре. К моему удивлению, он был в восторге, а вот я оказалась на грани бессилия.

– Пей больше крови из пакетов. Это придаст тебе немного сил. Все Хранители с напряженным графиком поступают так, – с нежностью глядя на меня, посоветовал Макс на одном из очередных дежурств, когда ноги уже совсем заплетались, а в голове остались только две мысли: о Елизаре и о целительном долгом сне.

Как добрый ангел-хранитель, Макс не уставал заботиться обо мне, чем вызывал теплое благодарное чувство. На шестые сутки дежурства мы должны были патрулировать улицы мегаполиса, но в эту ночь мне удалось поспать на заднем сиденье машины. Заботливо прикрытая пледом, наброшенным на меня моим охранником, я безмятежно спала, не подозревая, что в эту ночь Макс и еще двое Хранителей уничтожили трех созданных вампиров. Что ж, даже если бы я была рядом с ними, то вряд ли могла чем-то помочь, да никто бы и не позволил.

Седьмые сутки прошли спокойно – обычное дежурство в аэропорту, бурлящем ночной жизнью. Этим вечером мне позвонила Ирина, сообщив, что задержится еще на четыре дня. Я не удивилась. Как и планировала, она купила картину, но документы, позволяющие ее вывезти, не были готовы. О моем наказании она знала с первого дня. Хвалить меня никто, конечно, не собирался, но мама все же отнеслась с пониманием. От Николая она была наслышана о моих изнурительных патрулях и ужасно нервничала, но я, прилагая все усилия, бодро успокаивала ее, стараясь убедить, что наказание – чуть ли не лучшее, что могло со мной произойти. Общение и знакомство с Хранителями плюс опыт, плюс «я совсем не ругаюсь с Максом» и еще «мне очень интересно». Все что угодно, лишь бы она не беспокоилась. Хотя насчет Макса и знакомства с Хранителями я не преувеличивала. Как можно ругаться с Фадеевым, если в особо сложные дни он даже с уроками помогал? Да и знакомств хватало. А к седьмым суткам моего дежурства многие начали верить, что я действительно справлюсь.