Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут - Хелен Браун

В тот вечер в воздухе явственно чувствовалось приближение грозы. Лидия ходила по дому в странной шапочке, напоминавшей лыжную; помнится, несколько лет назад я связала ее из остатков пряжи… Надо бы тактично намекнуть дочери, что головной убор с полями будет смотреться на ней лучше.

Когда Филипп вернулся с работы, мы старались не касаться опасной темы. Мы с девочками в самых лестных выражениях рассказали о том, как Джона себя вел сегодня. И что он нигде не набезобразничал. В целом, Джона и правда вел себя довольно прилично. Съел муху, а потом проспал несколько часов, никого не преследуя и не терроризируя. Вспомнив разговор с Вивьен, я поспешила объяснить утреннюю неприятность тем, что кот по-своему переживает возвращение любимого хозяина. И такое больше не повторится.

После ужина мы вчетвером устроились в гостиной, оставив Джону за дверью на случай, если он опять начнет шкодить. Диктор зачитывал новости, а я из последних сил старалась не обращать внимания на бордовую шапку Лидии и настойчивое мяуканье из соседней комнаты. Затем в щели под дверью показались лапы. Просительное мяуканье сменилось глухими ударами. Мы с девочками переглянулись. На лице Филиппа застыло угрюмое выражение. Лидия встала и открыла дверь. Джона только этого и ждал. Он вбежал, размахивая зажатой в зубах бордовой перчаткой, но возле хозяина остановился, наклонил голову и почтительно опустил подношение у его ног.

– Видишь? – воскликнула Лидия. – Он просит прощения.

Джона запрыгнул Филиппу на колени и лизнул ему руку. Муж посмотрел на него тяжелым взглядом. На секунду мне показалось, что сейчас он прогонит кота. Филипп колебался, будто это была их с Джоной первая встреча, потом поднял руку и погладил его по спине. Джона мяукнул и свернулся клубком. Хозяин сменил гнев на милость. И даже улыбнулся. Может, у нас еще есть шанс!

На следующее утро носовой радар привел меня прямиком в комнату Лидии. С алтаря на пол медленно стекала дурно пахнущая лужица.

Нет, так дальше нельзя.

Когда лекарства – меньшее из зол

Судя по голосу Вивьен, она нам искренне сочувствовала.

– Если бы это был мой кот, я бы начала давать ему антидепрессанты.

– Но… – Я почти слышала мамин голос, сотрясающий погребальную урну: «Антидепрессанты! Коту!»

– Послушай, мне правда жаль. Я знаю, мы это уже обсуждали, и ты против, но перевоспитать Джону не получится. Его уже замкнуло.

Я почувствовала себя полной неудачницей. Если животные – зеркала своих хозяев, то что же мы за люди?

– Это не твоя вина, – продолжала Вивьен. – С восточными котами всегда непросто.

Я судорожно вздохнула. Выбора у нас не было.

– Ему придется сидеть на них всю оставшуюся жизнь? – мрачно спросила я.

– Необязательно. Возможно, через пару месяцев антидепрессанты поставят ему мозги на место, и он снова будет вести себя нормально.

Месяцев?!

Когда я разговаривала с ветеринаром, она тоже сказала, что нет нужды винить в случившемся себя. Она призналась, что у нее живут две кошки восточной породы, и ей регулярно приходится прибегать к помощи антидепрессантов.

Вернувшись домой, я виновато закопала половину желтой пилюли в любимом тунце нашего кота. Несколько часов спустя тунца уже не было. И только половина пилюли сиротливо лежала на дне миски.

Следующую таблетку я размолола в порошок и засыпала в свежую порцию, к которой Джона вообще отказался притрагиваться. Отчаявшись, я развела антидепрессант молоком, залила в спринцовку и попыталась влить коту прямо в глотку. Он дернулся, и в результате вся жидкость вылилась на меня.

Вивьен примчалась на срочный вызов и научила меня держать Джону, открывать ему рот и запихивать таблетку так глубоко, чтобы у него не было возможности выплюнуть. В исполнении

Вивьен это выглядело легко, но когда я на следующий день попыталась повторить ее действия, Джона принялся извиваться, как тюлень. Потом он притворился, что съел таблетку, а сам тайком выплюнул ее на подушку. После нескольких гладиаторских боев я наконец одержала победу, и кот съел пилюлю. Но глядя, как он медленно уходит, повесив хвост, я не чувствовала особой радости.

После этого Джона стал вести себя тише и дружелюбнее. И почти сразу прекратил метить территорию. Я начала доверять ему настолько, что даже пускала днем в комнаты, которые прежде были от него закрыты (хотя чехол с пианино на всякий случай не снимала). Большую часть времени Джона проводил в гостиной – грелся на солнце и дремал на коврике. Конечно, он по-прежнему встречал нас у двери и пугался резких звуков, но в целом стал гораздо спокойнее. А мы счастливее. Джона явно был доволен собой.

Если честно, я думала, что главным противником медикаментозного решения станет Лидия. Я ждала, что дочь будет уговаривать меня найти другого медиума или кошачьего шамана. Но в последнее время Лидия работала в психиатрическом отделении. И знала, что лекарства могут на самом деле спасти людям жизнь.

В надежде, что наша семейная лодка наконец пристала к чистому берегу, я затеяла генеральную уборку. При помощи волшебного обоняния Катарины мы отыскивали даже мельчайшие пятнышки на плинтусах и ступеньках.

Мы были готовы к новой жизни.

Если ваша дочь хочет преклонить колени перед алтарем, не мешайте ей

В октябре Лидия должна была сдавать годовые экзамены в университете. Я думала, что летом она продолжит работать с инвалидами, а в марте перейдет на последний курс. И не имела ничего против такого развития событий. Когда я поделилась с дочерью своими соображениями, она лишь неопределенно пожала плечами в ответ.

Как-то вечером Филипп, Катарина, Джона и я смотрели «Теорию Большого взрыва», а Лидия заглянула в гостиную, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Просмотр телешоу она считала слишком пошлой формой досуга. И я уважала ее принципы. Сама Лидия использовала вечерние часы для того, чтобы общаться с высокими энергиями.

Когда дочь повернулась к лестнице, я заметила на ней все ту же бордовую шапочку.

– Тебе не обязательно носить ее все время, – сказала я.

– И правда, – ответила Лидия, медленно стягивая шапку. – Хотя по ночам уже довольно прохладно.

Голоса в телевизоре слились в невнятный гул. Стены гостиной поблекли. Рука Филиппа замерла на спине Джоны. Казалось, можно было услышать стук, с которым упали наши челюсти. Моя прекрасная женственная дочка была совершенно лысой. Без привычного обрамления волос ее лицо казалось невероятно маленьким.

В последнее время Лидия так хорошо выглядела! Мы покупали для нее специальный шампунь, я давала ей свой фен и даже слышала по утрам его бодрое жужжание.

– Твои волосы! – в конце концов прохрипела я.