Шестой уровень - Фридрих Незнанский

Минуло двадцать минут, но никто так и не появился.

— Нат, я отойду... — Володька опустил драгоценный «Бетакам» на пол. — Посторожишь? Я быстро.

— Конечно, иди-иди.

Ей было жаль парня. Страдает из-за того, что у него, видите ли, с вестибулярным аппаратом нелады. У других, кто ни разу в жизни на самолет не садился, лады, а у него нет... И так в жизни всегда, бодливые коровы остаются без рогов...

Нателла ненавидела это бестолковое ожидание.

Стоишь, как проститутка, и вынуждена терпеть на себе пошловатые мужские взгляды. Мужики в этом смысле везде одинаковы, что в России, что в Японии. Неизвестно еще, где хуже.

Нет, ничего интересного сегодня ей не снять, никаких важных новостей не узнать. Вообще, Япония страна скучнейшая. Может, лучше было оставаться в России?..

Сжимая в руках автоматы, они стояли на отвесном берегу и смотрели, как по зыбкой поверхности океана расходятся гигантские круги. Подводная лодка стремительно уходила под воду...

На душе было как-то смутно. Счастье, что уцелели, что никто не ранен, но, с другой стороны, все-таки обидно, что не добили гадов.

— Хлопцы, а мы не одни... — вдруг произнес Гладий.

Действительно, неведомо откуда у команды оказалось вдруг много зрителей. Из-за камней и деревьев наблюдали за ними десятки внимательных глаз.

Дети, старики, женщины и мужчины смотрели на пришельцев испуганно — у тех было оружие в руках. Веня положил автомат на землю, поднял руки и сказал:

— Мир — дружба! Япония и Россия братья навек! Ура! — При этом он улыбался самой очаровательной своей улыбкой. Японцы по-прежнему были хмуры.

— Да они по-русски не понимают, — прекратил свою миссию доброй воли Сотников.

— Контакт с аборигенами не состоялся, — хохотнул Митяй. — Не вышел из тебя Миклухо-Маклай.

Турецкий попытался приветствовать аборигенов по-английски — результат тот же.

Но в этот момент из-за огромного валуна появился старец в простеньких холщовых штанах, цветастой рубахе с короткими рукавами и в белой панамке. И медленно, степенно двинулся к ребятам. Старец был настолько маленький и худенький, что издалека его легко можно было принять за ребенка.

Старец подошел к самой линии прибоя, злорадно плюнул в воду, затем посмотрел на ребят с нескрываемой благодарностью и, разгладив свою смешную козлиную бородку, сказал:

— Молодесь! Так им и нада!

Мужчины на какое-то время потеряли дар речи. А старик очень бойко заговорил, по-русски...

— Пирата плохая. Пирата хузе налоговая инспектор. Пирата приходит и забирает все.

Морской ветер пронизывал до самых костей, к тому же одежка у ребят была мокрая. И поэтому Веня не нашел ничего другого, как спросить: — Дед, а тебе не холодно?

— Не холядва, гразданина нацальвик. Я закалений.

— Закаленный? Ха, он закаленный! — Веня весело посмотрел на Митяя. — Вот тебе и япона мать!

— Дедуля, ты че, полиглот? Небось русский выучил только за то, что им разговаривал Ленин?

— Сибиря выудил. Квантуньски армия! — Старец выстрелил пальцем: — Пах-пах! Тязело была, осень тязело... Война с Совецки Саюза... Много смерть... А я — плен попадал. Лагерь сидел. Долго сидел. Хабаловск знаешь, гразданина нацальвик?

— Хабаровск-то? Знаю, конечво... — кивнул Митяй. — Надо же... Вот уж неожиданно судьба дружка-интернационалиста подбросила. Кому рассказать — не поверят. Как звать-то тебя?

— Акнра-сан.

— А меня Дима. Это вот Венька. А это Александр. Запомнил?

— Акнра-сан. — Старец с достоинством пожал всем руки. — Кусать хода?

— Хоца, хоца! — Веня приобнял деда за плечи. — И кушать хоца, и все остальное. Показывай дорогу, кормилец ты наш!

— Постойте! — остановил их Александр. — А с трупами что делать?

Взоры обратились на японца. Он теперь был вроде как за главного.

— Туда-туда, в землю! — махнул рукой старец.

— Закопать, что ли? — переспросил Митяй. — Так просто? А полиция? Где у вас здесь полиция?

— Нет полисия, гразданина начальник. Остров маленькая. Три сто селовека. Мала-мала.

Старик махнул рукой своим соплеменникам и что-то резко сказал им.

Несколько мужчин вышли из-за камней, поклонились ребятам и занялись скорбным делом погребения трупов.

А старик повел ребят вдоль берега, и через несколько минут они набрели на крохотное поселение. Двери построек выходили на один общий двор, посреди которого тянулся длинный деревянный стол.

— Говорите, Акира-сан, что вас здесь триста человек? — поинтересовался Игорь Степанович.

— Ой, мала-мала. Дети многа, женсцина многа, музцина мала.

— А где же все?

— Работа, рыбку ловить. Музцина мала,— печально повторил Акира-сан.

— Прямо как у нас по деревням, — усмехнулся Митяй. — Мужиков никого, а бабы с детьми знай себе батрачат, чтобы с голодухи не помереть. Да, дедушка?

Но старец не успел ответить: ему навстречу выбежала старушечка, такая же маленькая и худенькая, как и он сам. Они о чем-то пошептались, старушечка всплеснула руками и, забавно переваливаясь с боку на бок, скрылась за соломенной занавеской, вместо двери прикрывавшей вход в дом.

— Мой зена, — горделиво выпятил впалую грудь Акира-сан.

— А дети у вас имеются? — спросил Немой.

— Дети есь, внуки есь, гразданина начальник. — Старец погрустнел. — Далеко, в Токио, в Осака, в Окинава...

— По свету, значит, разбросало... Пишут хоть?

— Нет.

— Что ж ты воспитал таких неблагодарных? Им что, лень письмо написать?

— Зацем письмо? — искренне удивился Акира-сан. — Телефакс, Интернет, е-мэйл!

— Нет, у нас в деревнях такого нет, — ошарашенно почесал в затылке Митяй. — У нас и пейджера-то никто в глаза не видел.

— Слышь, а у тебя тачка есть? — спросил про сокровенное Митяй.

— Тацка? — не понял старец.

— Ну, машина, — Козлов выразительно покрутил руками. — Би-би! На чем вы передвигаетесь? Не на ослах же!

— Мы далеко не ходить. Нам не нала тапка.

— А питаетесь чем? Продукты где берете?

— Рис, — пожал плечиками хозяин. — Риба ловить, на Большую землю возить, продавать.

Он усадил гостей за стол, а сам поспешил на помощь своей хозяйке.

— Попросим деда, пусть он нас переночевать оставит, — сказал Турецкий. — А завтра утром надо как-то выбираться отсюда.

— С острова один путь, по воде. — Игорь Степанович положил автомат рядом с собой на скамейку с такой осторожностью, будто боялся, что тот вдруг самовольно откроет огонь.