Шестой моряк - Евгений Филенко

— Заходи, скорее, — гулко прозвучал изнутри недовольный голос. — И дверь притвори за собой плотнее, сквозняки тут...

В полном недоумении я прошел внутрь. Машинист даже не обернулся, продолжал сидеть в одном из двух кресел, в том, что справа, спиной к двери, высоко сдвинув форменную фуражку на затылок.

Вот так же точно вошли и те, в капюшонах, с ходу проломили затылок... сквозь фуражку... и вышвырнули недобитого умирать на перрон.

Что ж, смотреть на живого машиниста всегда приятнее, нежели на мертвого.

Я выждал с полминуты и деликатно откашлялся.

— Ни хрена не понимаю, — тотчас же откликнулся он.

— Что-то не так? — осведомился я.

— Хреново без помощника, — пояснил машинист. — Мерещится всякое. Мне по штату помощник положен. Не потому, что один не справлюсь — хрен ли тут не справиться: ручка туда, ручка сюда... Тем более встречняк сейчас не грозит, битую ночь едем, а хоть бы дрезина пропащая навстречу промахнула. Одни цистерны на запасных, и те, надо думать, пустые, как прошлогодний хрен на грядке. Помощник для того и нужен, чтобы в бок толкнуть, когда хрень всякая в голову полезет, когда начнешь перед собой видеть то, чего нет и быть не может, а в две головы одна дурь не поместится, в четыре глаза одна хрень не полезет.

— Черти, что ли? — осторожно предположил я.

— Сказал тоже — черти! То я чертей не видал! Тоже мне хреновина! — В его голосе прозвучала нотка обиды. — На юбилей депо, при Аксененке еще, директор тогдашний, сука, денег пожлобил, надыбал где-то дешевый кир, палево конкретное. Все, кто пил, полегли, как фашист под Сталинградом, троих не откачали... Мне по молодости хоть бы хны — на промывание и под капельницу, а вот черт по ночам в палату реально приходил.

— Зачем?

— Поссать зазывал за компанию.

— И как, зазвал?

— Я что, дурак — впотьмах с чертом по сортирам гулять?! Я под себя... Черт очень сильно огорчался, а дежурная сестра и того сильнее. Она сама была как сто чертей сразу.

— Такая страшная?

— Нет, злая. И ноги разные. Обе левые. Хрен поймешь почему. Как сейчас помню: Арина ее звали... или Алина. Как-то на «А»... — Рука машиниста нырнула под фуражку и совершила там несколько энергичных движений. — Точняк, вспомнил: Роза Амбарцумовна.

То обстоятельство, что я обращался исключительно к его затылку, лишь добавляло безумия нашему диалогу.

— Так что привиделось-то? — попытался я остановить этот поток сознания.

— Вертолет, — с явной неохотой сообщил машинист.

— Вертолет? — из вежливости переспросил я.

— Ну да, вертолет. Черный, как хрен знает что. Мотался туда-сюда, вроде даже и на пути садился. Я тормозить было начал... а он, сука, вдруг испарился к хренам собачьим.

— Бывает, — посочувствовал я.

— Сейчас какого только хрена не бывает, — проворчал он.

Овощи семейства крестоцветных срывались с его языка с дивным постоянством.

— Но сейчас-то мы едем? — спросил я.

— Хрен ли не едем-то...

— До Силурска доберемся?

— А хрен его знает... — Машинист наконец сообразил, что я не тот человек, которому здесь место. Спина под кителем напряглась, и даже фуражка словно бы сама собой сдвинулась с затылка в направлении лба. Он обернулся — немолодой уже, весь какой-то изможденный, небритый, с красными слезящимися глазами и сизым в прожилках насморочным носом. Я. сразу же мысленно окрестил его «Хрен Иванович», и это имя как нельзя ему сходствовало. — А тебе чего здесь нужно, мил человек?

— Так ведь тормозить начали, — сказал я со всевозможной убедительностью. — В чистом поле. Кому охота оказаться среди ночи — и в чистом поле? Я и забеспокоился.

— А ты не беспокойся, — сказал Хрен Иванович враждебно. — Я поезда четвертый десяток туда-сюда гоняю. И до Силурска тебя довезу, и еще обратно поспею вернуться.

— Дела какие-то в Силурске? — спросил я, рассчитывая снова втянуть его в беседу.

— Дела, — подтвердил он. — Не твоего только ума.

— Да ладно, — сказал я. — Я просто подумал...

— А ты не думай, — посоветовал он. — Хрен ли тут думать. — И наконец задал естественный в данной ситуации вопрос: — Ты вообще как тут оказался?

— Мимо шел, — ответил я, рассчитывая дестабилизировать его небогатый интеллектуальный аппарат когнитивным диссонансом. — Гляжу, открыто.

Хрен Иванович развернул кресло, потянулся и ухватил меня за рукав куртки. «Полегче», — запротестовал было я, но он лишь помял ткань желтыми пальцами и отпустил.

— Настоящий, — сказал он с тихим удовлетворением. — Я с вечера беседы веду, как в песне поется: «тихо сам с собою»... Вот и подумал, что... это... еще один вертолет.

— Вертолет?!

— Ну, он же мне привиделся, вертолет на путях, ведь так? — спросил Хрен Иванович испытующе.

— Н-ну да... конечно, привиделся. В самом деле, отку да ему было тут взяться!

— Вот и я о чем. Но ты же откуда-то взялся, хотя и не должен?

— Не откуда-то, — сказал я веско, — а из-за двери. Про шел по коридору, открыл дверь. Тут вы меня и увидели.

— А чего дальше не проследовал? — ухмыльнулся он, хотя по лицу очевидны были все тяготы протекавших в его мозгу мыслительных процессов.

— Так некуда дальше, — пустился я развивать успех. — Дальше кабина случилась.

— Что такое кабина для настоящего козырного парня! — подхватил он, чтобы выиграть время на умозаклю чения. — Не помеха, а так, хрен собачий.

— Помеха не помеха, а впереди одни рельсы да шпалы.

— Вот ты бы впереди состава и чесал — по шпалам. Как путеводная звезда.

— Я, наверное, пойду? — спросил я, чувствуя себя пол ным идиотом.

— Ну, иди, коли не хочешь послужить обществу, — позволил он, вдруг исполнившись иронии. — Хрен ли тогда тебе тут делать.

...Вертолет, конечно, был — в прежней реальности, недостижимой уже, как параллельная прямая в классической геометрии. Именно так они и остановили состав: шмякнули винтокрылую дуру поперек путей. Но в этой реальности все у злодеев пошло наперекосяк: в авиационном топливе оказалось слишком много чужеродного дерьма, по каковой причине имела место аварийная посадка в полутора верстах от полустанка, и к поезду до Силурска они, понятное дело, не успели.

Ненавижу вертолеты. Почему — не помню, но жутко ненавижу...

Я решил более не раздражать и без того озлобившегося на весь распадающийся мир Хрена Ивановича и оставил его в кабине одного. Без напарника, без сна и отдыха, без сколько-нибудь реальных шансов на отбытие из Силурска. Вышел в служебный коридор и тщательно затворил за собою дверь. Его пристальный взгляд, казалось, настигал меня и за металлическими перегородками.