Шестой моряк - Евгений Филенко

— Потому что потому, — сказал я и задвинул дверь перед самым ее носом.

И сразу понял, что именно меня так насторожило.

Обыкновенный для путешествия в пассажирском вагоне акустический фон изменил свою структуру. Поезд сбавлял ход.

Теперь мне определенно следовало успеть добраться до машиниста прежде, чем с ним стрясется что-нибудь скверное... Ну, что, например? Допустим, его снова убьют. Или шальной метеорит прострелит кабину. Или, без самобытных затей, внезапная коронарная смерть.

С радующей душу целеустремленностью я пронизал все вагоны, числом четыре, как и ожидалось — практически пустые. Впрочем, в одном купе кипел и пенился полновесный железнодорожный кутеж: квартет немолодых мужчин, кто в спортивном костюме, а кто в полосатой санаторной пижаме по моде середины прошлого века — глушили водку, запивая ненаглядную пивом, закусывали свежими огурцами-помидорами и азартно, со знанием предмета, с подобающими шуточками, рубились в преферанс. Из наполовину открытой двери валили клубы табачного дыма, подсвеченные вялыми ночниками. На меня игроки не обратили ни малейшего внимания. Интересно, что с ними сталось в предыдущей, навсегда уже стершейся реальности? И присутствовали ли они в ней вообще?!

А вот попасть внутрь локомотива оказалось куда труднее. То есть решительно невозможно для обычного пассажира, которому вдруг приспичило пообщаться с машинистом. Дверь тамбура была наглухо задраена, перехода за нею не было, по ту сторону мутного окошка моталась стеклянная морда пустой резервной кабины.

...Когда-то, лет примерно семьсот-восемьсот тому назад, я оказался примерно в такой же идиотской ситуации. Но тогда это был обычный каземат, каменный мешок в дальней крепостной башне замка Домфрон, и намертво замурованная дверь перед носом. Помещен туда я был, разумеется, не силой, а злым умыслом недоброжелателей. Что послужило тому причиной... или кто... сейчас уж и не упомнить. Не то сеньор огорчен был выказанными мне знаками внимания со стороны некой знатной дамы, не то ухвачен мною был за нечистую руку тогдашний казначей... в общем, был я расслаблен, благодушен и самонадеян. Чем и воспользовались во благовременьи пускай и немногочисленные, но вполне поднаторелые в злых кознях недруги. «Не соблаговолите ли освидетельствовать заодно и сие помещение, сударь?» — «Почту за честь, сударь!» — «В таком случае пожалуйте сюда, сударь...» — «Буду счастлив уступить вам дорогу, сударь». — «Вы чрезвычайно меня обяжете, если пройдете первым, сударь». — «Как вам будет угодно, сударь... Но что вы делаете, сударь?!» — «Всего лишь имею несказанное удовольствие запереть за вами дверь с тем, чтобы поручить судьбу вашу Всевышнему, сударь». — «Позвольте объявить вам, сударь, что вы мерзавец и сукин сын!» — «С радостью готов дать вам удовлетворение, сударь... но в том лишь случае, коли вы найдете способ извлечь свою персону из этой уютной кельи прежде, чем Господь призовет к себе вашу многогрешную душу». — «Смею вас заверить, что не премину воспользоваться своим правом, сударь!» — «Всегда к вашим услугам, сударь...»

В моем распоряжении наличествовали: легкие латы и плащ, от лютого холода никаким образом не защищавший, фехтовальный меч, который с негодованием сломался при первой же попытке употребить его в качестве ломика, да мои слабо эффективные против средневековой архитектуры человеческие конечности. Ну, и еще Веление. Которое властно и неодолимо диктует мне все без изъятий линии поведения и степени свободы. Которому я обязан слепо и бездумно подчиняться, потому что таков был древний Уговор. И которое, словно бы в издевку, всегда бывает изречено так, чтобы причинить мне максимум неудобств. Посему ни выломать, ни вскрыть эту проклятую дверь при помощи сверхъестественных сил или тайных умений я не мог — за неимением таковых. Разобрать кладку голыми руками? Смешно... в добрые старые времена каменщики знали свое дело. Нельзя сказать, чтобы в тот счастливый момент, когда Веление возрождало меня к новой жизни, мое сознание представляло собой младенческую tabula rasa[47]— я имел некоторое изначальное представление о своих возможностях, и в особенности об их пределах. Об остальном я мог только догадываться, тогда как означенное «остальное» по большей части и было тем, что с человеческой точки зрения выглядело как проявление истинного всемогущества. Исследовать себя в поисках запредельных способностей — весьма увлекательное занятие, для коего, на беду, редко отводилось достаточно свободного времени. Создатель Всех Миров всегда славился неповторимым чувством юмора, и что-что, а скучать мне он никогда бы не позволил... К исходу примерно восьмого дня, когда физические силы меня практически оставили, чувство голода притупилось окончательно, зато жажда сделалась невыносимой, я внезапно обнаружил, что мне ни сейчас, ни впредь нет нужды ломать, вскрывать и вообще тратить время и силы на встающие по пути препятствия. Ибо я, оказывается, наделен способностью без каких-либо усилий пронизывать их насквозь. Проницание или, если по-псевдонаучному, субмолекулярная, мать ее, дезинтеграция... Мое появление на винтовой лестнице башни несколько ошеломило обходивший закоулки Домфрона дозор, но больших вопросов не вызвало: призраки в ту пору считались явлением хотя и малоприятным, а все же обыденным, даже прозаическим... К тому же сей призрак пребывал отнюдь не в лучшем расположении духа и был исполнен жажды мщения. «Как вы сюда попали, сударь?!» — «Это не столь важно, сударь. Куда важнее ваше слово дать мне удовлетворение, за которым я, собственно, и явился в ваши покои». — «Разумеется, я к вашим услугам, сударь, но... будь я проклят! Как вам это удалось... минуя засовы, минуя стражу?!» — «Вы непременно будете прокляты, сударь, за то могу я поручиться. Защищайтесь же!..»

Да, были времена... Приятно вспомнить!

Я задержал дыхание, сосредоточился...

...всегда немного странно сознавать себя, только что цельную и весомую личность, вдруг полусотней октиллионов независимых частиц, которые с задором вторгаются в межатомные интервалы стекол, стен и перегородок, стремительно несутся сквозь пыльную тьму... воспринимать привычную картину мира в ином измерении, видеть эту распахнувшуюся во все края новую вселенную мириадами несуществующих глаз и ощущать несуществующей кожей... уворачиваться от ослепительных потоков убийственных электронов... маневрировать в царственном величии кристаллических решеток... наспех насладиться ощущением небывалой свободы и легкости... и точно так же вдруг, непонятным для самого себя образом, вернуться к прежнему облику, ничего, как представляется, не растеряв во время этого удивительного полета, не прихватив ничего лишнего, слегка задохнувшись — не столько от мгновенности перехода из одного состояния в другое, сколько от избытка впечатлений...

...уже своими ногами сделал несколько шагов в тесном коридорчике между какими-то угрожающего вида агрегатами и постучал в дверь, что веда в кабину машиниста. Надлежало быть готовым к любой реакции, от пожарного ломика в лоб до выстрела из помпового ружья в область солнечного сплетения.

Но то, что последовало на сей раз, все же застало меня врасплох-