Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев

Николай II унаследовал от отца систему политического сыска, которой удалось обуздать волну народовольческого террора, но которая в условиях повального заболевания России марксизмом стала сильно пробуксовывать. На смену народовольцам пришли боевые организации социалистов-революционеров и прочих борцов за народное счастье, и борьба разгорелась снова не на жизнь, а на смерть.

Серьезную реформу розыскного дела, ввиду явного усиления революционного террора, провел в 1902 году министр внутренних дел В. К. Плеве. На пост директора Департамента полиции он пригласил популярного, слывшего тогда за либерала прокурора Харьковской судебной палаты А. А. Лопухина[73], а на должность нового — Особого — отдела департамента был назначен С. В. Зубатов. Инициатором и проводником реформы стал Зубатов и его московская «команда».

В результате реформы политический сыск в губернских городах из ведения губернских жандармских управлений был почти полностью изъят и передан в руки вновь создаваемых охранных отделений (ОО). До 1902 года в России действовали всего три охранных отделения: в Москве (с 1881 годя), Петербурге (с 1866 года) и Варшаве (с 1900 года). В течение 1902 года охранные отделения создаются еще в десяти городах, в которых наблюдалась активная революционная деятельность. Создание ОО знаменовало собой появление по-настоящему эффективных и профессиональных полицейских органов, призванных вести борьбу с нараставшим революционным движением. Они по возможности обеспечиваются квалифицированными кадрами, снабжаются инструкциями и наделяются определенной свободой действий. Губернские жандармские управления должны были оказывать охранным отделениям на местах самую действенную поддержку. Как это получалось на практике, попытаемся показать ниже.

В 1906–1907 годах в крупных и пограничных городах, в основном удаленных от центра России, стали создаваться охранные пункты (Благовещенск, Хабаровск, Владикавказ, Уссурийск, Витебск, Либава, Курск, Пенза), а также так называемые районные охранные отделения (POO) — укрупненные подразделения охранки, созданные по территориальному признаку, включавшие в свою сферу деятельности несколько губерний и более мелких отделений и охранных пунктов. Департамент полиции признал необходимым делегировать на места некоторые свои функции, и районные охранные отделения стали создаваться практически повсеместно. Введение новых органов охранки в местных губернских жандармских управлениях и жандарме ко-полицейских управлениях встречали не очень приветливо, они усматривали в этом ущемление своих прав и обязанностей, поэтому между ними и охранными отделениями стали немедленно возникать трения, что, естественно, сказывалось на результатах практической деятельности тех и других.

Теперь охранные отделения забирали в свое ведение у губернских жандармских управлений губернские города, и губернским жандармам оставалась функция реализации их оперативных наработок, то есть дознание и следствие по делам арестованных революционеров и привлечение их к судебной ответственности, а также ведение политического сыска в уездах и волостях.

В штабе корпуса жандармов и на местах усилением Департамента полиции были недовольны. Жандармы, считавшие себя асами розыска, а на самом деле — совершенно далекие от него, были обижены. Их значение в глазах местной общественности падало, к тому же их отлучили от «агентурной кормушки» — фонда на оперативные расходы и содержание агентуры. Противоречия между департаментом и Отдельным корпусом жандармов отразились в появлении новых кличек — «департаментские» и «охранники».

Жандармская молодежь таким изменениям радовалась. Были довольны и губернаторы, уставшие от неуправляемости жандармов. На «департаментских» можно было оказывать влияние, и у них, и у губернатора появилась общая заинтересованность в поддержании спокойствия и порядка в губерниях.

Но реформаторы Плеве, Лопухин и Зубатов не учли некоторых важных обстоятельств и фактически оставили провинцию на откуп революции. Конечно, вся революционная работа проходила в губернских городах, и потому вся сыскная информация стала концентрироваться в охранных отделениях. Но, кроме губернских городов, были еще уезды и волости, а вот на их «обслуживание» правительство ни денег, ни людей не выделило, губернские управления держали на два-три уезда одного жандармского офицера, который к тому же предпочитал жить не в уездном городке, а в губернской столице, а потому настоящей сыскной работы на местах не велось. В уезде сидел один жандармский унтер-офицер, полностью зависимый от уездной полиции и тоже тяготевший к уездному городу. «Веси», таким образом, оставались за пределами досягаемости. Практически губернские жандармские управления были отодвинуты в сторону от серьезной сыскной работы и имели все основания испытывать к охранке открытую неприязнь. При этом «департаментские охранники», получая денежное довольствие из штаба ОКЖ и из кассы ГЖУ, в оперативном смысле подчинялись Департаменту полиции и градоначальникам и в своих действиях от местного губернского жандармского управления были независимы. Между руководителями ГЖУ и ОО происходили постоянные ссоры, стычки и недоразумения; по вопросам сыска начальник охранного отделения, обычно не старше ротмистра, «командовал» начальником губернского жандармского управления — подполковником, полковником и даже генералом.

Штаб Отдельного корпуса жандармов проводил свою кадровую политику и, естественно, старался продвигать по службе своих офицеров, которые годами стояли в очереди на повышение в губернию 2-го или 1-го разряда, а Департамент полиции через министра внутренних дел проталкивал туда своих людей, более квалифицированных в сыскном отношении, нежели какой-нибудь засидевшийся на полицейско-железнодорожной работе подполковник или полковник.

Для того чтобы арестовать революционера или произвести на подозрительной квартире обыск, охранные отделения должны были получить на это ордер. Выдачей же ордеров ведали губернские жандармские управления. А поскольку обстановка от «департаментских» требовала оперативности, конспирации и определенного риска, то в запросах на ордер они не могли подробно мотивировать свои действия. В результате у «губернских» возникали законные подозрения: они подписывали ордера, не зная сути дела. Когда же охранные отделения передавали в ГЖУ свои реализованные арестами дела для производства следствия, то офицеры резерва губернских жандармских управлений относились к ним предвзято, подозревая «департаментских» во всех смертных грехах, например в липачестве и фабрикации дел (что, кстати, редко, но имело место).

Одним словом, механизм жандармско-полицейского сыска страдал серьезными конструктивными просчетами и с трудом справлялся с поставленными перед ним задачами.