Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев

Чтобы стать жандармом, необходимо было, как мы уже упоминали об этом выше, выполнить пять условий: быть потомственным дворянином, окончить по первому разряду военное или юнкерское училище, прослужить в строю не менее шести лет, не быть католиком[79] и не иметь долгов. Желающих среди армейских офицеров было более чем достаточно, поэтому конкурс обычно был большой. Рекомендации и покровительство людей с положением помогали редко и на решение отборочной комиссии практически не влияли. Жандарм-мемуарист А. Поляков вспоминает, что протекция практически лишь ухудшила его положение и вызвала раздражение у руководства корпуса, и только личное обращение к начальнику штаба ОКЖ генералу Зуеву помогло ему добиться выполнения своей просьбы. Мотивация у кандидатов для поступления в Отдельный корпус жандармов была самой разной: были люди, так сказать, идейные, как А. П. Мартынов, но было много и таких, которых прельщали престиж службы, возможность сделать карьеру и высокое жалованье (А. Поляков и большинство других).

А. П. Мартынов, выходец из армейской среды, переведенный сначала в Московский жандармский дивизион[80] и уже оттуда поступивший в Отдельный корпус жандармов, в своих воспоминаниях без всяких прикрас описывает атмосферу подготовки, прохождения экзаменов и распределения выпускников по жандармским подразделениям. Оказывается, у жандармских абитуриентов была отработана своя школярская система подготовки к вступительным экзаменам: для них старшие товарищи и сердобольные офицеры из штаба ОКЖ заготавливали учебную литературу, подлежащую обязательному штудированию, и образцы сочинений для письменного экзамена. А. П. Мартынову повезло, потому что его брат, уже служивший в Московском губернском жандармском управлении, снабдил его всем необходимым.

Но простой зубрежкой дело не ограничивалось: офицеры искали и находили ходы в самом штабе ОКЖ, ответственном за проведение вступительных экзаменов. И Мартынов, и Спиридович вспоминают, что в штабе Отдельного корпуса жандармов в Петербурге, что у Цепного моста против церкви Святого Пантелеймона, служил курьером один старичок, которому «знающие» кандидаты всегда давали на «чай» и не оставались внакладе. Старичок вел такого офицера к старшему писарю строевой части Орлову, «крупному винту» в штабном механизме, кандидат оставлял и у него пару-тройку рублей. Зато новичок получал от Орлова список литературы, необходимой для сдачи устного экзамена по «общему развитию», и массу ценных указаний о том, как нужно себя вести, чтобы не споткнуться на экзаменах. К примеру, он предупреждал, что такой-то преподаватель из года в год задавал один и тот же коварный вопрос: «А что написано на спичечном коробке?» Правильный ответ был: «В данной бандероли вложено 75 спичек». Само собой разумеется, что все документы на поступление в корпус оформлялись Орловым быстро, грамотно и без проволочек. «Крупный винт» был полезен жандармским офицерам и в будущей службе: он всегда мог подсказать выгодную, освободившуюся в каком-нибудь губернском жандармском управлении вакансию, вовремя «двинуть» приказ на повышение в звании или на получение награды. Одним словом, Орлов был незаменим, и офицеры, приезжая из провинции в Петербург, непременно его посещали.

Испытания для кандидатов устраивались в здании Петербургского жандармского дивизиона, что на улице Кирочной, и состояли из устного и письменного экзаменов.

На устном экзамене проверялся общий культурный и политический кругозор кандидата: к примеру, могли спросить, читал ли кандидат газету «Новое время» или брошюру Л. Тихомирова «Конституционалисты в эпоху 1881 года» и если — да, то что он по этому поводу думает; могли также предложить перечислить реформы Александра II, рассказать какой-нибудь эпизод из истории или об административном устройстве империи или сказать, в чем состояла разница между Комитетом и Советом министров. Письменный экзамен представлял собой сочинение на заданную тему, например, «Влияние реформы всесословной воинской повинности на развитие грамотности в народе» или «Значение судебных реформ 1864 года». Фантазии приемной комиссии хватало на две-три «ходовые» темы, предлагавшиеся абитуриентам из года в год без всяких изменений и дополнений, что наглядно подтверждают мемуары Мартынова, Спиридовича, Заварзина, Полякова и других. Грозой абитуриентов считался действительный статский советник Департамента полиции Янкулио. Председателем приемной комиссии был начальник штаба корпуса генерал Зуев.

Перед экзаменами уже солидные поручики и штабс-капитаны волновались, как гимназисты, ходили бледные по коридору, уткнувшись в брошюры и книги, и ждали, когда их вызовут на «ковер». Старичок-курьер и тут не бросал в беде трясшихся от страха офицеров. Когда его спрашивали, что могут спросить на экзаменах и что нужно делать, чтобы не провалиться при ответе, старичок глубокомысленно отвечал: «Надо все знать, не волноваться — и тогда выдержите экзамен».

Все мемуаристы отмечают, что петербургские жандармы, работавшие в штабе ОКЖ, к абитуриентам, приехавшим из провинции, относились сухо, холодно, свысока и особой приветливостью не отличались. «Проходили они мимо нас мрачные, насупившиеся, погруженные в свои, нам, новичкам, непонятные мысли, — пишет Мартынов. — Особенно выделялся своей мрачностью и отталкивающе-нелюбезным видом… адъютант по строевой части полковник Чернявский… Он мрачно выслушивал какой-нибудь обращенный к нему вопрос и „буркал“ в ответ что-нибудь кратко и весьма холодно». О Чернявском в том же духе упоминает в своих мемуарах и Спиридович. Много лет спустя Мартынов узнал причину такого поведения старшего адъютанта: он был заядлый картежник и постоянно проигрывался. Впоследствии, назначенный начальником Московского жандармско-полицейского управления железных дорог, Чернявский растратил казенные деньги и был уволен со службы.

Выдержавшие экзамены вносились в кандидатские списки и должны были ждать вызова на прослушивание лекций по специальным дисциплинам, то есть на спецучебу. В этот период осуществлялась всесторонняя проверка кандидата на выполнение вышеупомянутых условий, поэтому ожидание вызова растягивалось иногда на месяцы и даже годы. Интересно, что принятый слушателем А. П. Мартынов по возвращении в Москву из жандармского дивизиона был переведен на работу адъютантом Московского губернского жандармского управления и, не имея еще аттестата об окончании спецкурсов, успешно работал на новом поприще.

Учеба жандармов носила довольно поверхностный и скоротечный характер и происходила в том же здании Петроградского жандармского дивизиона с 11.30 до 14.00–15.00. Там, в мало приспособленном и тесном помещении, старшие адъютанты (такая была должность, причем младших адъютантов не было), заведовавшие каким-либо отделом штаба корпуса, прирабатывали к основному своему содержанию и читали лекции по уголовному праву, по производству расследований и дознаний, вдалбливали уставы и инструкции жандармской службы, включая железнодорожный устав. А. П. Мартынов отмечает, что лекторы были слабые, практики оперативной работы не имели и читали курсы совсем не интересно. О самом главном — об общественных и революционных организациях, их методах работы против режима и методах борьбы режима с революционерами — на этих курсах не говорилось ни слова. Из Департамента полиции приносились старые дела жандармских дознаний, и слушатели должны были знакомиться с ними и постигать науку политического сыска. Предполагалось, что все это выпускники усвоят на будущей практической работе. После лекций все устремлялись в буфет, где, как пишет Поляков, слушатели задерживались до самого вечера. Буфетные сидения переносились в какой-нибудь «Аквариум» или другое питейное заведение. Один из преподавателей, А. И. Маас, нравился слушателям больше других: он был отменно вежлив в обращении и не гнушался в компании с курсантами выпить рюмку-другую и поделиться с ними «тайнами мадридского двора» из закулисной жизни корпуса и Департамента полиции.