Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев

Что же произошло? Ответ на этот вопрос мы находим в «Обзоре деятельности Департамента полиции с 1 марта 1881 по 20 октября 1894 года»: «В конце января 1887 года в Департаменте полиции была получена агентурным путем копия письма из Петербурга от неизвестного лица в Харьков студенту Университета Ивану Никитину. В этом письме автор сообщал свой взгляд на значение террора в революционной деятельности и выражался настолько решительно, что установление его личности представляло известное значение. С этой целью от студента Никитина было потребовано объяснение об авторе письма, и Никитин назвал студента С.-Петербургского Университета Пахомия Андреюшкина. По получении этих сведений в конце февраля за Андреюшкиным, уже ранее замеченным в сношениях с политически неблагонадежными лицами, было установлено непрерывное наблюдение, выяснившее, что Андреюшкин, вместе с пятью другими лицами, ходил 28 февраля от 12-ти до 5-ти часов дня по Невскому проспекту, причем Андреюшкин и другой неизвестный, по-видимому, несли под верхним платьем какие-то тяжести, а третий нес толстую книгу в переплете. 1-го марта те же лица вновь замечены, при тех же условиях, около 11-ти часов утра на Невском проспекте, вследствие чего они были немедленно арестованы и оказались студентами С-Петербургского Университета: Пахомием Андреюшкиным, 21 года, Василием Генераловым, 26 лет, Василием Осипановым, 26 лет, Михаилом Кангером, 21 года, Петром Горкуном, 20 лет и мещанином Степаном Волоховым. По обыску при Андреюшкине, Генералове и Осипанове оказались вполне снаряженные метательные снаряды… У Андреюшкина, кроме того, оказался заряженный револьвер, а у Осипанова — печатная программа Исполнительного Комитета».

Должны уточнить, что употребленное в тексте обзора выражение «получены агентурным путем» является полицейским эвфемизмом, маскирующим перлюстрацию корреспонденции. Письмо незадачливого конспиратора Андреюшкина было перехвачено «черным кабинетом» не в Петербурге, а в Харькове и направлено в столицу в конце января. Сведения же о его авторе поступили в Департамент полиции из Харькова только 27 февраля, и под наружное наблюдение он впервые был взят 28 февраля. В этот же день, как это следует из всеподданнейшего доклада царю 1 марта министра внутренних дел графа Д. А. Толстого, были получены первые агентурные сведения о готовящемся покушении: «Вчера начальником СПб-го секретного отделения получены агентурным путем сведения, что кружок злоумышленников намерен произвести в ближайшем будущем террористический акт и что для этого в распоряжении этих лиц имеются метательные снаряды…»

Сопоставление данных филерского наблюдения за Андреюшкиным и его выявленными связями 28 февраля и агентурных сведений привело к решению о их немедленном аресте 1 марта. Андреюшкин и Генералов были арестованы с бомбами около 11 часов утра на тротуаре у Главного штаба на подходах к Невскому проспекту. Осипанов был задержан у Казанского собора. Арестовывавшие его филеры Тимофеев и Варламов допустили явную оплошность, чуть не стоившую им жизни: проведя его личный обыск, они не обратили внимания на имевшуюся у него книгу.

Воспользовавшись этим, Осипанов дважды пытался взорвать бомбу, когда его доставили в здание полицейского управления: сначала на лестнице, а затем в кабинете полицейского офицера, куда его привели для допроса. Но брошенный им снаряд не взорвался. Если исходить из того, что все три бомбы, приготовленные Лукашевичем, были однотипны по своему устройству, можно с большой долей вероятности предположить, что и две другие бомбы, находившиеся у Андреюшкина и Генералова, в случае их применения могли также не взорваться. Трое сигнальщиков (Кангер, Горкун и Волохов) также были в этот же день арестованы на Невском проспекте. Читаем далее в «Обзоре»: «По обыскам… в квартирах Василия Генералова и Пахомия Андреюшкина найдены в значительном количестве такого рода предметы и вещества, которые, по заключению эксперта, представляют собою или составные части вышеозначенных разрывных метательных снарядов, или материалы, необходимые для изготовления составных частей тех же снарядов… Независимо от сего, при обыске у Генералова найдено около 5-ти фунтов типографского шрифта, двуствольный пистолет, предназначенный, по объяснению обвиняемого, также для посягательства на Священную Особу Государя Императора, в случае безуспешности действия разрывных снарядов… При обыске у Андреюшкина отобраны: 1) записная книжка, в одном месте которой Андреюшкин, между прочим, пишет: „Каждая жертва полезна; если вредит — то не делу, а личности; между тем как личность ничтожна с торжеством великого дела“. 2) Письмо, списанное Андреюшкиным, но еще не отправленное, на обороте которого оказался писанный химическими чернилами текст: „…разобрали ли мое последнее письмо. О его содержании никому ни слова… Если дело не удастся в течение этих трех дней (до 3 марта), то или отложим, или поедем за ним“».

Здесь вполне уместно привести выдержку из злополучного письма Андреюшкина, из-за которого заварилось все это дело. Тогда этот горе-конспиратор писал открытым текстом нижеследующее: «Возможна ли у нас социал-демократия, как в Германии? Я думаю, что невозможна; что возможно — это самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже в непродолжительном будущем; верю, что теперешнее затишье перед бурей. Исчислять достоинства и преимущества красного террора не буду, ибо не кончу до окончания века, так как он мой конек, а отсюда, вероятно, выходит и моя ненависть к социал-демократам. 10-го числа из Екатеринодара получена телеграмма, из коей видно, что там кого-то взяли на казенное содержание, но кого, неизвестно, и это нас довольно сильно беспокоит, т. е. меня, ибо я вел деятельную переписку с Екатеринодаром и потому беспокоюсь за моего адресата, ибо если он тово, то и меня могут тоже тово, а это нежелательно, ибо поволоку за собой много народа очень дельного».

Вслед за тем были арестованы Ульянов, Лукашевич и другие причастные к их делу лица, и только четырем из них удалось скрыться за границей. О впечатляющем успехе Департамента полиции министр внутренних дел граф Д. А. Толстой поспешил немедленно всеподданнейше доложить Александру III, который удостоил своих верных слуг следующей резолюцией на докладе: «На этот раз Бог нас спас, но надолго ли? Спасибо всем чинам полиции, что не дремлют и действуют успешно, — все, что узнаете более, присылайте».

Наследник престола великий князь Николай Александрович записал в своем дневнике 1 марта 1887 года: «Надев Преображенский мундир, поехал с Папа в крепость (на панихиду по Александру II в Петропавловской крепости. — Б. Г., Б. К.). В это время могло произойти нечто ужасное, но, по милости Божией, все обошлось благополучно: пятеро мерзавцев с динамитными снарядами было арестовано около Аничкова! После завтрака у дяди Пица (великий князь Павел Александрович, брат Александра III. — Б. Г., Б. К.) поехали на железную дорогу и там узнали об этом от Папа. О! Боже! Какое счастье, что это миновало…» 9 марта 1887 года «счастливый» наследник записывает: «Перед завтраком Папа представлялись агенты тайной полиции, арестовавшие студентов 1 марта; они получили от Папа медали и награды, молодцы!»

Находившийся к тому времени в отставке бывший товарищ министра внутренних дел генерал Оржевский, посетивший 14 февраля 1888 года генеральшу Богданович, подвигнул хозяйку на следующую запись в дневнике: «Пришел Оржевский. Продолжает ругать Грессера, опять рассказал, как было дело 1 марта. Этих людей — Андреюшкина, Генералова и третьего (забыла) — выследили филеры, полиция ни при чем. Сыскное отделение при градоначальнике получает ежегодно 120 тысяч и ничего ровно не делает, а на те же дела Третье отделение получает на всю Россию 90 тысяч, а это отделение и открыло этих злоумышленников»[70].