К западу от заката - Стюарт О’Нэн

Шли дни, настроение Скотта менялось с ликования на отчаяние и обратно. Он раздумывал, у кого из старых друзей можно занять, но тут позвонил Свони – работа! Только не «Ребекка», а молодежная картина с Энн Шеридан[142] на студии «Юнайтед артистс». Шесть недель по полторы тысячи.

– А что с «Ребеккой»? – спросил Скотт. Опять повторяется «Мария-Антуанетта»?

– Хичкок хочет поставить кого-то своего.

– А ты ему показал мои наработки?

– Тебе понравится в «Артистс», – уверил его Свони. – По сравнению с Селзником о таком только мечтать можно.

«Зимний карнавал». Выбора не было. И только когда Скотт согласился, Свони сказал, что работать он будет в паре с пареньком по имени Бадд Шульберг. Тот уже написал сценарный план. Действие происходило в Дартмутском колледже, который он сам окончил за несколько лет до этого.

– Шульберг… как тот самый Шульберг? – Так звали директора «Парамаунт пикчерс». – Славный малый.

Конечно, как тот самый. Скотт познакомился с ним на студии уже на следующий день. Серьезный, воспитанный молодой человек, восхищался «Гэтсби». Как и полагается юным принцам, Бадда с рождения учили властвовать, сохраняя достоинство. Хотя корни семьи уходили в трущобы Старого Света, ему, как и приятелям Скотти из привилегированных частных школ, уже была свойственна та учтивость, какую придает состояние. Он хорошо одевался и не расставался с трубкой, однако отличался невысоким ростом и плотным телосложением, чем походил на бульдога. Совсем как Стромберг, только пониже. В колледже изучал английскую литературу, а потому поинтересовался мнением Скотта о Мальро[143] и пришел в восторг, услышав, что тот большой поклонник «Процесса» Кафки. Европа переживала закат, война – всего лишь вопрос времени. А что Скотт думал о Гильдии сценаристов? Могут ли профсоюзы сотрудничать со студиями? Они едва успели познакомиться, а Бадд говорил все, что приходило в голову, нимало не заботясь об осторожности. По-видимому, такая самоуверенность происходила от воспитания в могущественной семье. Никто и никогда не советовал ему заткнуться.

Продюсер картины Уолтер Уэнджер тоже учился в Дартмуте, так что фильм превращался в воспевание колледжа. В распоряжении сценаристов был только сырой десятистраничный план. По сюжету, Энн Шеридан проездом оказывается в Гановере, где расположен колледж, и попадает на зимний карнавал. А вот каким образом она там оказывается и чем все кончится, должен был придумать Скотт, причем как можно скорее.

Как и на «Метро», наибольшее впечатление на всей студии «Артистс» производили ворота: гипсовая триумфальная арка, выполненная под белый мрамор. Несмотря на очевидность подделки, каждый раз показывая пропуск охраннику, Скотт радовался, что у него есть работа. В столовой кормили сытно и недорого, Скотт делился парижскими воспоминаниями об Эрнесте и Гертруде Стайн, а Бадд в ответ рассказывал о том, каково было расти сыном киномагната. Клара Боу[144] приходилась ему крестной, а Глория Свенсон[145] частенько с ним нянчилась. И пока Скотт думал, как привести Энн Шеридан на бал Снежной королевы, он не забывал и готовить себе заметки для будущего романа. Он уже готов был его начать, но тут Уэнджер велел группе в полном составе отправляться в Дартмут снимать зимний карнавал.

Пока шла подготовка к съемкам, Скотт с Баддом должны были гулять по кампусу, чтобы прочувствовать местный колорит, будто это могло их вдохновить. Перечить самодуру Уэнджеру, решившему победоносно вернуться в альма-матер, Скотт не смел.

Штаб-квартира компании, владевшей журналом Шейлы, располагалась в Нью-Йорке. Пользуясь уже громким именем, Шейла договорилась, что посетит главный офис, возьмет интервью у бродвейских звезд, да и сама покажется в городе. От Нью-Гэмпшира, где должны были снимать «Зимний карнавал», до Нью-Йорка рукой подать, так что когда Скотт освободится, можно будет устроить свидание. Однако вылазка представлялась Скотту предприятием сложным и, возможно, недальновидным. Уэнджер ясно давал понять, что командировка – исключительно деловая, нежелательно брать с собой даже супругов. Но раз Шейла уже познакомилась с Обером, Скотту хотелось показать ей и старые места боевой славы, сводить в «21», «Диззи клаб» и «Монмартр»[146]. Этим он как будто предавал Зельду, но и отказать Шейле, не обидев ее, не мог, а потому тянул время, ссылаясь на требования продюсера.

В тот день из Лос-Анджелеса вылетало множество самолетов; по совпадению в нью-йоркском офисе Шейле забронировали билет на тот самый рейс, которым летели Скотт и Бадд. Нехитрая уловка. Шейла, которую было не узнать в темных очках, прошла в хвост самолета, не вызывая ни малейших подозрений.

Для Бадда эта картина была первой, и в аэропорту отец вручил ему две здоровенные запотевшие бутылки отменного шампанского. Они напомнили Скотту «Ла Куполь» с его исполинскими бутылями всех мастей, выстроенными по высоте между кабинками и символизирующими вечное изобилие. На борту Бадд немедленно откупорил подарки и помог стюардессе обнести салон. В синем свитере поверх белой рубашки с высоким воротом он гордо оглядывал устроенное им же веселье, как почтенный председатель яхтенного клуба. На следующее утро было запланировано совещание с Уэнджером в отеле «Уолдорф», а последнюю часть сценария еще требовалось доработать. Один-два бокала шампанского как нельзя лучше должны были подтолкнуть мысль, но взгляд Шейлы и ее поджатые губы осадили Скотта. В ответ он пожал плечами: отказываться невежливо!

– А пусть деньги на поезд до Канады героиня выиграет в лотерею, – предложил Бадд.

– Если она выиграет в лотерею, ее фотографию напечатают в газетах, и тогда все ее узнают.

– Откуда же она тогда возьмет деньги?

– Да какая разница? Ей просто нужно быть на карнавале.

– И все-таки откуда? – не унимался Бадд.

Скотт осушил бумажный стаканчик и подставил его для следующей порции.

– Хорошо, пусть выиграет. Ее снимок видят в газете, узнают, бросаются за ней, но поезд уже уходит. И начинается гонка, кто быстрее до границы. Подчеркни это. И, конечно, ее догоняют, уж не знаю как. В общем, ребята спасают ее по доброте душевной.