К западу от заката - Стюарт О’Нэн

За неделю до конца контракта Селзник вызвал Скотта на первое за ночь совещание. На обычном месте Скотта теперь сидел другой сценарист, а рядом – другой секретарь.

– Джон Ван Дратен[137], – представил Селзник так, будто не сомневался, что ему знакомо это имя.

Скотт понимал, что не надо спорить с продюсером, но все равно почувствовал ревность. Он пожал протянутую руку и сел напротив. Вспомнился Парамор.

Никакого сотрудничества не предполагалось. Скотта снимали. Как и с «Мадам Кюри», все наброски следовало передать тому, кто пришел на смену. За оставшиеся дни ему заплатят как положено. Прекрасная работа! Селзник с радостью даст ему рекомендацию. Нужно только позвонить Кэролайн, она все устроит.

В полночь Скотт стоял за воротами. В одночасье он остался без работы, портфель оттягивали неоткрытые бутылки колы. Над инглвудскими нефтяными вышками неподалеку от студии реяли язычки пламени – так сжигались примеси. Скотт позвонил Шейле из китайского ресторанчика на бульваре Креншо, та сразу же велела ехать к ней, а дома утешала как могла. Потом Шейла заснула, тихонько вздыхая во сне, а Скотт так и лежал, раз за разом прокручивая в голове сцены и находя запоздалые решения.

Пропуск на студию действовал еще всю следующую неделю. Скотт решил не упускать последнюю возможность, каждый день приходил в «Железное легкое» и посылал Эдди записки с идеями для фильмов с Кроуфорд и Гарбо. Все время, пока Скотт здесь работал, ему поручали романтические картины, но когда стало ясно, что надвигается война, успехом стали пользоваться шпионские драмы. Так почему бы их не совместить? Нимало не стесняясь, он набросал сценарий, в котором обычная женщина узнает, что любимый супруг – тайный член Германо-американского союза[138]. В других вариантах героями были мать и сын, мать и дочь, лучшие друзья, соседи, приходской священник. Все предложения он потом проработал до мелочей, но каждый был связан с базой подводных лодок или судостроительным заводом. Секретарша закатывала глаза, едва только его завидя, и набирала текст со множеством опечаток. Кругом предатели!

«Подумаем», – отписывался Эдди.

Хотя Скотт никому не говорил, что уходит, в пятницу Дотти, Алан, Бенчли и Оппи устроили ему настоящую прощальную вечеринку в «Стерн Барбикью»[139] и подшучивали, что тот подъест все ресторанные запасы.

– Теперь будет полно свободного времени, чем займешься? – поинтересовалась Дотти.

– Тем же, зачем приехал сюда, – ответил Скотт. – Буду писать.

Бокалы поднимали так, будто ему несказанно повезло.

Из окна кабинета Скотт время от времени искал глазами Мистера Иту и обрадовался, когда наконец заметил подергивающего хвостом кота, пробирающимся через траву под рекламным щитом. Скотт чувствовал, что ему будет не хватать бульвара, трамваев и магазина, даже пыльных стоянок, каждого автомобиля и его собственного – было в нем что-то особенное. «Ностромо» он оставил следующему хозяину кабинета, как и экземпляр «Унесенных ветром» с карандашными пометками. Когда прозвучала сирена, он собрал портфель, будто в самую обычную пятницу, спустился на лифте и пожелал охраннику хороших выходных.

Сам же выходные провел у Шейлы, оттягивая возвращение домой до понедельника, а потом не смог уехать, поскольку, не проехав и мили, машина сломалась – окончательно и бесповоротно. Пришлось вызвать тягач и взять в банке деньги под грабительский процент, чтобы купить старый «Форд» Сида Перельмана. Скотт связался с Обером, а тот позвонил Свони Свонсону[140] узнать, нет ли какой работы.

На нервной почве Скотт слег с тяжелым бронхитом. Как и предупреждала Шейла, он довел себя до болезни и снова был вынужден соблюдать постельный режим. Зато прямо в кровати сочинил новый рассказ – об уволенном сценаристе, пытающемся вернуться на киностудию.

Скотт и раньше не любил Белли-Эйкес, но теперь понял почему. Целыми днями там не с кем было и словом обмолвиться, в доме даже не раздавалось шагов. Неестественную тишину долины нарушали только гудки поездов или гул редкого самолета, летящего в Глендейл. Ему хотелось поселиться у Шейлы, но нельзя было злоупотреблять ее добротой.

В среду Скотт первый раз увидел горничную Магды, Луз, отнюдь не девушку, а низенькую седеющую филиппинку, за работой бормочущую что-то себе под нос на родном языке. Он извинился за небритость, халат и мусорную корзину, полную смятых бумаг.

– Ничего, – ответила та и продолжила протирать пыль.

Свони передал, что Селзник рассматривает Скотта для работы над «Ребеккой»[141]. Шейла принесла из библиотеки роман, и он сразу стал намечать черновой сценарий. Книга чем-то напоминала «Джейн Эйр» – скромная девушка выходит замуж за богатого землевладельца. В Мандерли просматривались черты Торнфилда и Тары, и Скотт с восхищением отмечал, как мастерски прописан образ первой миссис де Винтер, призраком нависающий над героями. Только вот как передать это на экране, Скотт не представлял. Впрочем, после него Селзник все равно еще прогонит сценарий через десяток правщиков. Написать придется крепко, чтобы не стесали до основания, как «Трех товарищей» – тогда только Скотту засчитают работу.

Скотт прикинул на бумажке будущие заработки. По меньшей мере шесть недель ему будут платить по тысяче двести пятьдесят долларов, хватит, чтобы продержаться лето и начало осени. Если Селзник оценит его по достоинству, удастся сесть за роман, а если «Ребекка» пройдет с успехом, то следующие два-три фильма можно выбирать самому и отложить приличную сумму. Скотт понимал – как понимал, что сбережения его тают, – что рассчитывает на человека, который его только что уволил и собирался нанять вновь, однако списывал иронию ситуации на непредсказуемость киноиндустрии. Ждал, как молоденькая дебютантка, звонка Свони.

«Жаль, что ты не смогла поехать в Гавану с группой, – написал он жене. – Ты же знаешь, будь у меня деньги, я был бы только рад оплатить дорогу, но я сейчас в подвешенном состоянии – в «Метро» вежливо дают понять, что справятся и без меня. Я снова на вольных хлебах, а это худшее, что случается со сценаристами. Нужно быть готовым ухватиться за любую выпавшую возможность. О хорошем: Скотти собирается приехать на Пасху, так что, по крайней мере, тебе есть чего ждать».

Больше из приличия Скотт хотел написать, что постарается вскоре приехать, но знал, что Зельда воспримет его слова как обещание и потом будет его этим донимать. Лучше уж писать честно, чем давать ложную надежду.