Писатели США о литературе. Том 2 - Коллектив авторов

говорится о её достоинствах, не содержит ничего такого, что побудило бы людей, которым ее следует прочитать, приобрести эту книгу. Настоящие книги раскупаются благодаря энергии людей, которые знают такие книги и относятся к ним с уважением. А эта энергия должна быть прежде всего энергией убеждения читателя, рассматривающего книгу. Самая замечательная рецензия, написанная в высшей степени уважаемым критиком, принесет меньше пользы, чем разговор читателя с читателем. А из всех возможных читателей самым авторитетным в таких разговорах всегда будет книгопродавец, который знает и свои кндги, и своих покупателей. Если исчезнут такие продавцы, книжная торговля окажется торговлей, и только, столь же заурядной, как торговля мылом или консервами, где все решают огромные яркие рекламные плакаты, а об успехе или неуспехе судят, подсчитывая выручку.

Пока в книжной торговле не утвердится вновь идея назначения настоящего книгопродавца, книги едва ли будут играть ту роль, которую они должны играть, определяя общественные настроения эпохи; ведь до той поры книги, которые должны прочесть тысячи и тысячи читателей нашей воюющей страны, едва ли попадут в руки хотя бы малому числу этих читателей^. Никогда еще книга не представляла для нашей страны такой ценности, как сегодня. Проблемы, которые необходимо решить, трудности, которые надо уладить, нередко таковы, что правильно определить их способна только книга. Только книги могут, например, стать форумом для обсуждения глубоко волнующих всех нас вопросов, какцм по своему характеру будет послевоенный мир. Да и самый главный вопрос, тот, который стоит перед нами неотступно,— вопрос о том, что представляет собой наше время,—может быть поставлен и обсужден лишь в книгах, которые дают для этого и достаточное место, и все возможности. Пока что люди, живущие в наше время, еще не сумели понять его особенности, и лишь неустрашимый поиск, к которому зовет книга, позволит нам увидеть смысл современной эпохи,

И поэтому еще многие месяцы, а может быть и годы, книги будут играть исключительно большую и очень важную роль, формируя нашу историю. Я говорю не только о книгах по экономике и политике. Теперь, как никогда прежде, существенную важность приобретает труд мастеров слова, труд поэта, который показывает нам опыт жизни в таком свете, под таким углом зрения, что смысл и характер его становятся наглядными и захватывают всех, труд романиста, вносящего порядок и осмысленность в хаос и путаницу жизни, какой мы живем.

Книги будут писать и дальше—в этом не сомневайтесь. Потребности такой эпохи, как наша, рождают те книги, в которых нуждается эпоха. Но книги мало создавать. Их мало рецензировать на литературных полосах тех немногочисленных газет и журналов, что помещают серьезные рецензии. Если мы хотим, чтобы поднятые в книгах вопросы получали широкое общественное, обсуждение-^-а это необходимо,—мы должны добиться, чтобы такие книги доходили до читателей, в них нуждающихся, знающих, что они в них нуждаются, но не знающих, как им удовлетворить эту свою потребность.

Вот где, таким образом, лежит как никогда ясное призвание продавцов Книг, то призвание, которому должны следовать именно продавцы книг и которому не смогут следовать—им. и не стоит пытаться это делать—люди, занятые реализацией расфасованной .печатной продукции. Это призвание, которое воодушевит всякого, кто чувствует ход современной истории, призвание, которому радостно и гордо посвятил бы себя каждый человек. Иными словами, это именно то призвание, выше которого не может быть ничего для людей, любящих книгу и человека достаточно крепкой любовью, чтобы отдать всю жизнь их сближению друг с другом.

А чтобы следовать такому призванию, нужно прежде всего осознать и принять свое нелегкое, но достойное назначение— назначение не только профессиональное, но и всечеловеческое— служить посредником между народом, выражающим свои запросы, и литературой, создаваемой в наше время. Такому назначению будет соответствовать лишь человек, знающий и читателя и книгу так досконально, как может знать их лишь настоящий книгопродавец. Он должен разбираться в современных книгах так, как человек науки разбирается в ученых степенях, а жителей своего

города он должен изучить так, как изучил их местный врач. Иначе говоря, он должен знать, что хотят почерпнуть из книг читатели и чему могут их научить авторы книг. И он должен свести читателя и книгу лицом к лицу—не 8иЪ зресле ае^егпкайз10, не в неопределенные будущие времена, а сегодня, в наше время, в наши огненные, мрачные и все же дышащие надеждой дни.

1942 г.

ТЕННЕССИ УИЛЬЯМС

ТРАМВАЙ «УСПЕХ»

Зимой исполнится три года с тех пор, как в Чикаго прошла премьера «Стеклянного зверинца»,— событием этим окончился один период моей жизни и начался другой, и как он отличался по всем внешним признакам от предыдущего, представить себе, видимо, нетрудно. Меня внезапно извлекли из глубочайшего забвения и вытолкнули в знаменитости; ненадежный постоялец меблирашек в разных городах страны, я вдруг был водворен в апартаменты первоклассного отеля на Манхэттене. История моя—отнюдь .не исключение. Успех нередко врывается вот так внезапно в жизнь американцев. Недаром сказка про Золушку — наш любимый национальный миф, краеугольный камень кинопромышленности, а быть может, и самой Демократии. Я так часто вижу его воплощение на экране, что он уже вызывает у меня зевоту: не то что бы я в нем разуверился, просто спрашиваю себя—кому это нужно? Если у человека такие чудесные зубы и волосы, как у киногероя, он, безусловно, найдет способ неплохо устроиться в жизни, и можете прозакладывать свой последний доллар и весь чай, какой есть в Китае, что его силой не затащищь ни на одно собрание, где обсуждаются вопросы, тревожащие гражданскую совесть.

Нет, история моя не исключение, но в то же время она не совсем обычна, и если вы готовы принять мои не очень убедительные заверения в том, что пьесы свои я писал, отнюдь не рассчитывая на такой оборот дела (а ведь многие не хотят верить, что у драматурга может быть какая-то цель,