Ямщина - Михаил Щукин

Щербатов выгреб из кошелька всю мелочь, какая у него была, раздал нищим и вошел через арочные ворота в монастырь. В храме уже шла служба. Двери были раскрыты настежь, и виделось яркое колебанье горящих свечей, слышалось стройное, согласное пение. Монахини показались ему вначале все на одно лицо и одного, неопределенного, возраста. Но приглядевшись, он стал различать, что стояли и истово молились уже совсем древние старушки и еще совсем юные девушки. И, конечно, все они были разными, а похожими их делала одинаковая отрешенность на лицах от всего, что не имело касательства к молитве. Щербатов осторожно передвинулся ближе к молящимся монахиням и замер, сглотнув тугой комок, когда увидел, что из-под черной ниспадающей материи выбился сияющий локон волос, которые когда-то так поразили его на фоне окна и кружевных штор в доме князей Мещерских. Как это было давным-давно! Да и было ли? Щербатов покачнулся и перекрестился дрожащей рукой. «Господи, укрепи!»

Служба закончилась, и монахини, вслед за священником, медленно стали выходить из храма, чтобы совершить крестный ход вокруг обители. В руках у них горели, трепеща яркими огоньками, свечи, и на лицах у всех скользил неверный, качающийся свет. Но и в этом свете успел разглядеть Щербатов родные черты. Татьяна чуть повернула голову, повела взглядом — и увидела Щербатова. Увидела и узнала его. Он это почувствовал, что узнала, и даже сделал невольный шаг вперед, но тут же и остановился, замер, потому как во взгляде Татьяны не промелькнуло никакого чувства — ни удивления, ни тревоги, ни радости. Она смотрела на него отрешенно, как и на всех остальных, приехавших в столь ранний час на утреннюю службу. Прежняя Татьяна умерла, оставшись в прошлой жизни, ее не существовало в этом мире, мимо Щербатова проходила сейчас монахиня Феофания, и ей, монахине, уже не было никакого дела до бывшего лейб-гвардии поручика и тем более до нынешнего господина Петра Алексеева Петрова, томского мещанина. Щербатов отступил назад, опустил голову и так, с опущенной головой, вышел из храма, даже забыв остановиться на паперти и перекреститься.

Не оглядываясь, быстрым шагом пересек монастырский двор, миновал строй нищих и остановился, отыскивая свой экипаж. И зачем он только сюда приехал? Зачем? На что надеялся? На чудо? «Чудес не бывает, — спокойно подумал Щербатов, — я зря надеялся».

С неба снова повалил снег, но теперь уже реденький, мелкий, и он не закрывал ни монастырской стены, ни куполов, ни зубчатой стены соснового леса, подходившего вплотную к обители. Виделось даже, как раскачиваются колокола на колокольне.

— Вы никак свой экипаж ищете, господин Щербатов? Не ищите, мы его задержали ненадолго, — цепкие, сильные пальцы ухватились за локоть, — только не наделайте глупостей, еще пальнете сдуру, а бежать вам некуда — тут кругом мои агенты. Меня, надеюсь, вы не забыли? Полковник Нестеров.

Щербатов обернулся. Перед ним, действительно, стоял полковник Нестеров, одетый в длинное мешковатое пальто и бобровую шапку. На плечах пальто, и на шапке толстым слоем лежал снег — значит, давно дожидается здесь. И даже дал возможность зайти в храм и увидеть Татьяну. Благородно, конечно, со стороны жандармского полковника.

— Ну что, Петр Алексеевич, пройдемте, у меня к вам много вопросов накопилось… — Нестеров чуть разжал пальцы и, по-прежнему придерживая Щербатова за локоть, повел его к низенькому крытому возку, стоявшему в отдалении от других. Отогнул полог, запорошенный снегом, и пригласил: — Прошу…

В возке было полутемно, и Нестеров не стал опускать полог. Забросив его наверх, долго разглядывал Щербатова, молчал. И вдруг неожиданно сообщил:

— А Никольский после вашего визита прямиком ко мне отправился. Предлагает свои услуги в качестве тайного агента. За какие доблести вы его помиловали?

— Пусть трясется всю жизнь.

— Хм-м… Да вы еще и знаток душ человеческих. Похвально, весьма похвально… Что мне с вами делать, Петр Алексеевич?

— Что хотите, то и делайте. Мне безразлично.

— Хорошо. Тогда приступим к допросу. Протокола пока писать не будем. Я могу надеяться на вашу откровенность?

— Вполне. Я же сказал, что мне безразлично.

— В ваши годы ставить крест на себе… Рановато…

— Господин полковник, в наставлениях и утешениях я не нуждаюсь.

— Тогда к делу. Каким образом у вас оказался список членов организации «Освобождение»?

— Его мне сообщил Хайновский.

— При каких обстоятельствах?

— При каких обстоятельствах… Весьма грустных, господин полковник. Я помог ему бежать с этапа, доставил в укромное место и там, под угрозой вот такого ужасного гвоздя, который иногда вколачивают конокрадам в пятку, Хайновский выложил весь руководящий состав «Освобождения», всех тех, кто вынес мне приговор, рядовые члены организации меня не интересовали…

— Где он теперь?

— Нашли с перерезанным горлом в Страшнум логу. Очень темное место в Томске, там много убиенных находят, иногда и личность установить не могут.

— Кто вам во всем этом помогал?

— Этого от меня не услышите. Даже не утруждайтесь спрашивать.

— Как и при каких обстоятельствах вы совершали убийства членов организации?

— Здесь мне скрывать нечего… — Щербатов помолчал и стал подробно рассказывать, абсолютно ничего не утаивая.

Нестеров слушал, не перебивал. Время от времени сцеплял пальцы, хрустел ими, но лицо было непроницаемо. И лишь однажды, когда речь зашла о Никольском, отрывисто спросил:

— Что в пакете? И где сам пакет?

Щербатов замешкался. Тетрадь Гуттенлохтера, отправленная по почте, давно уже путешествовала в сторону Сибири, на адрес томского купца Дюжева.

— В пакете подробное описание чудских копей в Кузнецком крае. Якобы, в этих копях хранится золото древних сибирских народностей. Описание вполне научное и вызывает очень большую степень доверия. По моим сведениям, Хайновский и некоторые члены еврейской общины в Каинске предполагали потратить золото на создание транзитного пути для сбежавших с каторги либо с этапа на всем протяжении от Урала до Владивостока. Похоже, что задумывалась целая система обеспечения и прикрытия…

— Я так и предполагал! — воскликнул Нестеров, поднял взгляд и, в упор уставясь на Щербатова, добавил: — Боюсь, что они ее все равно создадут. Денег у них хватит и без ваших копей. Кстати, где теперь пакет?

— У того, кому он изначально принадлежал.

— А сказали, что будете откровенным…

— Во всем, что касается лично меня.

— Странный вы все-таки человек, господин Щербатов. На моем веку таких, как вы, почти и не попадалось. И куда теперь стопы направите?

— Я так думаю, что меня повезут в ближайший участок.

— А вот этого, Щербатов, не дождетесь. Желаете полковнику Нестерову, старому служаке, который на сыске зубы съел, фитиль вставить? Не выйдет! Ну сами посудите, голубчик, что же это получается? Нестеров несколько лет ищет это проклятое «Освобождение», не пьет, не ест, ночей не спит, а извести его подчистую никак не может. И тут появляется этакий богатырь, судьбой обиженный, и — трах-тарарах! — в ореоле благородного мстителя. Да меня же паршивые газетчики испаскудят, как последнюю девку из публичного дома, мне одно останется — в отставку! Да еще и с позором. Один раз вас упекли с моей помощью на каторгу, теперь я делаю вид, что ничего не вижу, не слышу, не помню и никогда не знал. Прощайте, Щербатов. Последний совет: империя у нас велика и огромна, найдите место подальше от столицы и обо всем забудьте. Прощайте… Дай Бог, чтобы мы больше никогда не свиделись. Идите, вон-о-н ваш экипаж стоит…