Восставший из пепла - Роман Злотников

С замком Ив справился быстро. Слава богу, барон поставил дурацкую патентованную систему, в которой и собственно замок, и охранный датчик, и сирена были в одном корпусе. Единственным достоинством этой системы было то, что она сильно экономила деньги. Но как запорное устройство не годилась и для телятника. Проникнув в кабинет. Ив убедился, что не ошибся в своих предположениях. Ключи от мотолетов были здесь. Они висели в небольшой стеклянной витрине. Очень удобно. Сразу видно, сколько машин в разлете. Ив внимательно посмотрел вокруг. В общем-то, не мешало бы заглянуть в сейф да и пройтись по кодированным файлам компа, но не сейчас… Вскоре он был уже у гаража. Мулинер, не дремавший, а прямо-таки бесстыдно дрыхнувший на траве у ворот, был поднят с земли грубым пинком и, подгоняемый тихими, но недвусмысленными указаниями, торопливо отворил ворота гаража. Ив решительным шагом подошел к ближайшему мотолету и, включив питание, проверил загрузку. Потом быстренько обошел еще несколько, вытаскивая плюсовой и минусовой штекеры основного энергокабеля и меняя их местами. Это не могло привести ни к взрыву, ни даже к серьезному повреждению. Электронный управляющий блок вполне справится с этим, однако батарея, обычно работающая несколько суток, полностью сядет через пару часов интенсивной работы. А Ив был почти уверен, что участники погони вряд ли будут обращать особое внимание на индикацию уровня зарядки и стандартный предупредительный сигнал о том, что до полного разряда накопителя осталось около получаса работы, наверняка застанет их врасплох.

Проделав все это, Ив уселся на мотолет и неторопливо двинулся к воротам, где повелительно махнул рукой заспанному привратнику. Тот поспешно отворил створки ворот, и Ив выехал навстречу наступающему рассвету.

Через три часа Ив облегченно откинулся в седле и снизил скорость. Судя по тому, что погони за спиной не появилось, а деревни, через которые он проезжал, лишь теперь начали пробуждаться от безмятежного сна, удались и его штучки с мотолетами, и его сюрприз на центральном узле связи. Во всяком случае, он очень надеялся, что, когда Ались включил питание, чтобы передать распоряжение о его задержании, аппаратура и передающая антенна на колокольне полыхнули так, что теперь годились только на металлолом. Оставалось только добраться до Дузулукских гор.

И вот уже три месяца Ив скрывался в лесах с повстанческой армией, единственной боевой операцией которой за все это время была массовая порка мулинеров из случайно натолкнувшегося на нее отряда, который охотники, на беду мулинеров, заметили первыми. Впрочем, оба воинства друг друга стоили. С одной стороны — мулинеры числом до пятисот, согнанные бароном к Дузулукским предгорьям, по существу те же запуганные крестьяне, особо не горящие желанием драться, тем более сейчас, когда впервые столкнулись с организованным сопротивлением, а с другой — полторы сотни беглецов из мотыжников и беглых из «новых деревень», да с ними четыре десятка охотников, настолько привыкших в одиночку шляться по лесам, что сам факт их пребывания в такой толпе раздражал их больше, чем все, что творил барон. Крестьяне и охотники с недоверием косились друг на друга и сначала исподтишка, а теперь уже иногда и в голос обзывали друг друга бродячими трезубами и хлорелловыми поросятниками. Вместе эту армию держала только личность вождя. Но, казалось, Трубач этого не понимал. А может быть, эта должность ему настолько осточертела, что ему было на все наплевать. У Ива создалось впечатление, что к моменту его появления Трубач готов был уже просто сбежать от своей разношерстной армии. Поэтому появление Ива он встретил с нескрываемым энтузиазмом и тут же выразил желание уступить все полномочия, как он выразился, «тому, кто все это затеял». Иву с великим трудом удалось убедить его, что это невозможно. Во время бурной беседы, продолжавшейся почти пять часов подряд, все аргументы Ива он заключал коротким резюме:

— Ну и хрен с ним. Я уйду подальше за Косой хребет, и пусть он подавится.

Как ни странно, убедила Трубача шпага. Когда Ив, уверенный, что все его неуклюжие попытки совершить революцию закончатся с уходом Трубача, уже совсем было отчаялся его уговорить, ему в голову пришел еще один довод:

— Если барон захочет тебя достать, его не остановит никакой лес. Объявит цену за голову, и сюда ринется с десяток «грязных контор». Они, если надо будет, просто вырубят весь твой лес.

Трубач пренебрежительно скривил губы, а Ив, рассвирепев, выхватил шпагу и с размаху рубанул под корень сосну метров двух в обхвате, забыв, что это лезвие теперь может рубить даже келемит. Шпага с легким свистом перерубила ствол, и величественное дерево, мгновение еще постояв, начало валиться прямо на оторопевшего Трубача. Ив еле успел за шиворот оттащить его в сторону. Когда они оба немного пришли в себя, Ив искоса взглянул на Трубача, который продолжал ошалело пялиться на свежий пень, и спросил:

— Понял?

Тот посмотрел на него несколько странным взглядом и неожиданно кивнул. После чего обхватил голову руками и долго сидел так, не говоря ни слова, потом обреченно покачал головой и вздохнул:

— Ладно, я согласен.

С тех пор он безропотно исполнял свои обязанности руководителя, делая это, однако, без огонька и инициативы.

Трубач поднялся, мотнул головой, стряхивая усталость, мрачно посмотрел на Ива и, нахохлившись, молча двинулся вперед, не давая себе труда убедиться, идут ли за ним следом.

К вечеру они вышли к подножию Двузубой горы. Весь ее склон был испещрен отверстиями пещер, словно головка настоящего женевского сыра.

Когда люди разместились наконец по переходам и тоннелям, где было более или менее сухо, Ив позволил себе забраться в небольшую пещеру, в которой располагался сам Трубач с двумя десятками своих ближайших соратников. Всех их объединяла не столько какая-то общая идея, сколько то, что им всем ни в коем случае нельзя было попадаться в руки барону. Ив лег на охапку сухой травы рядом с костром. Трубач молча сидел в дальнем углу, как обычно протирая свой арбалет. Хотя какой ущерб вода могла нанести титану и армированному пластику, Ив представить себе не мог.

Ужин, состоявший из размокших лепешек и вяленого мяса трезуба, был поглощен быстро, после чего все в молчании начали устраиваться спать. Ив долго лежал без сна. Все происшедшее с ним за последнее время казалось ему каким-то странным водоворотом, в котором он ни в коем случае не должен был оказаться. Ив невольно поежился. Тому, что было с ним прежде, еще как-то можно было найти вполне логичное объяснение. Он собирался быть студентом — и в конце концов стал им. Он был дюжим парнем, любившим потасовки во время празднования Дня Обретения земли, когда фермеры Пакрона сходились на Поле посадки, — не в этом ли корни того, что он стал потом благородным доном? Но то, чем он занимался последние полгода… Он никогда не хотел быть капитаном. Даже место командира абордажной группы Ив соглашался занять, только когда в их группе не оказывалось никого более опытного. Это был уже вопрос не престижа, а долга. И однако же несколько месяцев назад он построил свой корабль, набрал команду и стал капитаном. Раньше он просто свалился бы на планету, выпустил кишки барону, стараясь, конечно, чтобы не пострадало слишком много «черноногих», но особо не сожалея, если б такое случилось, и исчез бы отсюда, абсолютно не думая о том, что упавшую власть попытается поднять слишком много рук и на Варанге может начаться кровавая междоусобица. А сейчас он торчит на планете вот уже больше полугода, и все лишь для того, чтобы этого не произошло. Хотя свои собственные проблемы он мог бы решить за пару дней. Прежде Ив и думать не думал, что может командовать чем-то большим, чем тремя, самое большее — пятью десятками донов абордажной группы, которым зачастую требовалось просто дать команду, а что и как делать, они уже знали сами, а теперь вот двигал сотнями людей, зачастую даже не осознающих, что они действуют по чьему-то плану, а не просто подчиняясь неумолимым обстоятельствам. Но не это удивляло Ива больше всего. Первые два месяца он в сопровождении охотника по прозвищу Трезубья Губа — его так прозвали еще в детстве, когда детеныш трезуба порвал ему лицо, — мотался по расположенным у леса деревням, выискивая недовольных, агитируя против барона и рассылая гонцов в другие селения. И только когда барон разместил повсюду гарнизоны мулинеров и походы Ива стали небезопасны, правда скорее для его сторонников, абсолютно незнакомых с основами агентурной работы, у Ива появилось наконец время, чтобы спокойно поразмышлять и припомнить все, что с ним произошло. Тогда-то он и обнаружил нечто странное в том, как к нему относились встречавшиеся ему люди. Все началось с того момента, как он улетел с Рудоноя. Кого бы он ни встретил после этого, все, как один, почему-то мгновенно признавали за ним неотъемлемое право командовать и распоряжаться. Ничего похожего на подобное отношение Ив не чувствовал, даже когда был командиром абордажной группы. Там это право он приобретал как бы на время, пока был командиром по должности. Но и Иреноя, и Уэсида, и Ахмолла Эррой, и даже такой индивидуалист, как Трубач, и множество его собеседников-крестьян вели себя так, словно знали — это право принадлежит ему изначально, и не имеет значения, кто он и что он. А Ив постоянно подчеркивал, что он всего лишь посланник Трубача.