У смерти твои глаза - Дмитрий Самохин

– А что ты ожидал увидеть?

– Какие‑нибудь указатели. Может, протоколы чего‑нибудь. Или компромат какой. А тут чертежи. Я их когда увидел, готов был монитором в стену запустить.

– Что тебя удержало?

– Стоимость нового монитора.

Кубинец всегда был прижимист. Ему несвойственны широкие, а тем более необдуманные жесты. Он даже в ресторане подшофе не способен тарелкой в стену запульнуть, если ему непрожаренное мясо подали. Он сначала уточнит стоимость тарелки у официанта, потом произведет подсчеты на салфетке, а уж затем решит – стоит оно того или нет.

– Это явно дамба, – обнадежил я.

– Значит, утро вечером мудренее. Чем намерен с утра заняться?

– Ждать новостей от Дубай. Возвращения Стеблина и, наверное, варить пиво.

При этом мои глаза явно сверкнули. Кубинец облизнулся, видимо, в предчувствии грядущего урожая, и покинул кабинет.

Я поднялся в спальню. Скинул с себя всю одежду прямо на пороге и прошлепал в ванную. Легкий расслабляющий душ и постель. Лишь моя голова коснулась подушки, я растворился в сказочной стране – Дреме.

Снилось ли мне что‑нибудь?

Да, снилось.

И, надо сказать, сны меня не радовали.

Я вновь преследовал катер заговорщиков. Подле меня плечом к плечу на волнах качались Стеблин и Кубинец. Я вновь штурмовал дом, где укрылись заговорщики с нужным нам грузом. Меня вновь пытались убить, но я отстреливался. Только почему‑то вместо пистолета в моих руках оказался пулемет. А на меня пер не один бандит, а прямо тьма‑тьмущая. Я с пулеметом залег на крыльце, а из дома на волю рвались один за другим тысячи заговорщиков. И все с разными лицами. Очередь скашивала очередного врага. Он с удивленным выражением лица падал на пороге. И появлялся следующий. Краем глаза я видел, как исчез Стеблин. Он убежал куда‑то к ограде. Возникла мысль: «За каким чертом его туда понесло?» Но выяснять это времени не было. Заговорщики напирали и падали, напирали и падали. Все с тем же неизменным удивленным выражением глаз. Так их! Так! Я с ужасом думал, что будет, когда закончится лента. Но лента почему‑то не кончалась, хотя груда тел росла, а от пулевых отверстий стена стала походить на решето. Скоро единственное препятствие, что сдерживает заговорщиков, рухнет, и тогда они ринутся напролом. И по телам сумеют добраться до меня. Хреновая перспектива. Позади меня раздался какой‑то шум. Я скосил глаза и увидел, что по лужайке с дикими криками носится Стеблин, а на его спине висит несколько страшных на вид собак. Я успел насчитать три штуки. Они пытались добраться до его горла. Но, к сожалению, я никак не мог ему помочь. Тут и меня мечтали порвать. Я вернулся к своему пулемету. А он, между прочим, раскалился, что держаться больно. Руки горели, но я не мог выпустить его. Иначе меня уничтожат. Заговорщики доберутся до меня и поступят явно не по‑джентльменски. Позади меня прозвучал истошный визг и затих. Я обернулся. Собаки глодали затихшего Стеблина. Раздавался только треск раздираемого мяса и хруст костей. Я вернулся к пулемету. Заговорщики все напирали. Мертвые тела мешали выскакивающим из дома. Груда уже доходила мне до живота. Заговорщики перелетали через трупы и оказывались далеко впереди. Они пытались проползти по полу к свободе, но я пресекал все попытки. И тут у меня отказал пулемет. Хуже ничего придумать нельзя. Его заклинило. Я утер пот со лба обожженными руками и стал наблюдателем. Я видел, как лезли заговорщики. Как они заполонили весь дверной проем. Они отпихивали друг друга. Визжали как полоумные. Самые находчивые из них стали крушить дырявые стены. Изрешеченные доски легко поддались. Одна за другой они падали. И в дыры начали, как крысы, лезть заговорщики. Они столпились на крыльце, хищно осматриваясь. А мне нечем было их остановить. Я попытался оживить пулемет, но он был безнадежно мертв. Заговорщики увидели меня, захлопали в ладоши и медленно пошли в мою сторону. Так медленно, как только могли, точно двигались в воде. За это время жертва уже начинает молить не о спасении, а о том, чтобы все побыстрее закончилось. Вот они достигли меня. Протянули ко мне руки, которые почему‑то были увенчаны длинными и острыми, как кинжалы, когтями. Они готовились меня разорвать. Я стал отбиваться, понимая, что ничего из этого не выйдет. Все равно рано или поздно они до меня доберутся. Я прекратил сопротивление, закрыл глаза и… Проснулся.

Ни фига себе кошмарчик! Врагу такого не пожелаешь.

Лоб весь потный, точно я только что из ванной выбрался. Или в океане искупался. Вот так вздремнул! А я – то надеялся отоспаться в комфорте. Насладиться видениями. Надо же, отоспался в комфорте. Я сглотнул накопившуюся слюну, перевернулся на другой бок и попытался заснуть. Но сон, как назло, не шел.

До самого утра я прокувыркался в постели. Сон не заглянул в мою комнату. Голова походила на старую покрытую плесенью медяшку, которую извлекли со дна моря возле острова Крит. Поговаривали, что артефакт этот родом из Атлантиды, но информация пока не подтверждена. И кто‑то по этой медяшке лупил изо всей силы огромным молотом.

Когда наступило утро, я был страшно рад этому обстоятельству и ужасно зол. Лучше бы я вообще не ложился спать. Ночь вымотала меня, точно я разгружал вагоны, вместо того чтобы валяться на мягкой перине.

Я принял душ, растерся полотенцем, почистил зубы на всякий случай. Вдруг позавтракать не доведется.

Оделся.

И спустился в столовую.

Конечно, я был зол. Губешки раскатал – понежиться в постели, ан нет. Никакого сна. Лучше уж в какой‑нибудь дешевой гостинице переночевал, пользы бы больше было. А тут еще и завтрак холодный оказался да булка черствая. Будь я Ниро Вульфом, обязательно бы запустил таким завтраком в лицо повару, чтобы знал, как готовить следует. Но я, увы, не тот знаменитый детектив, пришлось глотать холодный и абсолютно безвкусный завтрак. Причем в полном одиночестве. Да и повара у меня нет. А это упущение.

Пока я был голоден, я не удивлялся абсолютной тишине, но, когда голод утих, задался вопросом, почему все кругом молчит. Я сложил грязную посуду в посудомоечную машину и прошел в гостиную. Никого. Только записка на столе. Я развернул лист бумаги со своими инициалами и прочитал:

«Стеблин отправился в архив. Я – в участок к Крабову. Зачем‑то звал. Буду через пару часов. Гонза Кубинец».

Так. Теперь хотя бы понятно, почему дом показался мне саркофагом. Я оказался один и, что самое странное, без каких‑либо срочных дел. Расследование временно приостановлено, по крайней мере, пока Стеблин не доставит информацию. Чем же себя занять? Так странно задаваться этим вопросом. Когда я последний раз был таким свободным человеком? Тому минула уж тьма‑тьмущая лет. Даже упомнить невозможно.

Я зевнул. Подумал, что недурственно было бы завалиться в постель и компенсировать бессонную ночь глубоким трехчасовым сном, но отказался от соблазнительной мысли. Потер руки в предчувствии и спустился в подвал. Я и представить себе не мог, насколько соскучился по пивоварению. Аж до ломоты зубовной. Почувствовал это, когда взял в горсть солод и высыпал обратно в мешок.