Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Слышала б тебя сейчас твоя бабушка, — прошептала Бриджит разбитыми в кровь губами. Напоминание о Жики Себастьяна несколько отрезвило, и он почесал белобрысый затылок: — Ja, klar! Meine Großmutter[239]! Как-то я не подумал… Придется прибираться самим, — его голос звучал озабоченно, словно он рассуждал о погроме после буйной вечеринки. Но тут он вновь склонился к Бриджит: — Geht's dir gut, meine Herzchen?[240]

— Что? — простонала Бриджит. — Что ты сказал?

Но юноша, ни слова ни ответив, подхватил ее на руки, и понес в сторону микроавтобуса, припаркованного неподалеку. — Сейчас вернусь, — бросил он. — Потом Тонтона оттащи, — крикнул ему вслед Десмонд. — И пистолет О'Нил дай, пусть его на мушке держит. Да и парня этого, — он мельком глянул на мертвого ирландца, — тоже прибери. Черт, ничего путем сделать не могут… Даже сбежать.

— Ты! — теперь Десмонд обратился к Аль Ауфу. — Собирай свои причиндалы в кучку и марш со мной чистить место. Vite![241] — и решительно направился обратно в базилику. Аль Ауф поковылял за ним, бормоча проклятья.

Распотрошенного убийцу они нашли там же, где и оставили — в проходе центрального нефа. Тальон, как ни странно, был еще жив. — Ну, как ты себя чувствуешь? — Десмонд всмотрелся в перекошенное невыносимой болью лицо садиста.

— Пить… пить… — прохрипел Тальон.

— Дай ему воды, — приказал Десмонд Аль Ауфу и тот повиновался. Палач равнодушно наблюдал, как Тальон, захлебываясь, пьет воду — которая, вне сомнений, прикончит его через несколько минут. Тальон все пил и пил, не в силах утолить испепеляющую его нутро жажду. Наконец, осушив фляжку до дна, он оторвал от нее запекшиеся губы и умоляюще произнес, глядя Десмонду в глаза:

— Lacrimosa… Поиграй мне еще Моцарта…

— Боюсь у тебя не осталось времени на Моцарта, — усмехнулся Десмонд.

— Да и мне пора.

— Ты… — булькая кровавыми пузырями, прохрипел «ангел смерти». — Ты такой же, как я. Ты получаешь удовольствие от моих страданий.

— Да, — просто ответил Десмонд. — И мне жаль, что я не могу их умножить.

— Я… узнал тебя…

— Ну конечно! — рассмеялся Десмонд и потрепал умирающего по плечу.

— Узнал. Ты — серийный убийца. Усмешка стала сползать с лица американца.

— Что? А ну, повтори!

— У тебя красивое, но странное имя. — Тальон пробормотал что-то еще, отчего Десмонд отшатнулся:

— Ты в своем уме, кусок дерьма?

— Ты сильно изменился, но узнать тебя можно. О тебе писали, я читал… много лет назад.

— Ты ошибся, кусок дерьма, — отрезал Десмонд.

— Твои глаза… Такие голубые…Смотришь исподлобья — такой взгляд не забудешь… Я… я… восхищался тобой. Пытался стать, таким, как ты. Даже был влюблен в тебя, — Тальон попытался улыбнуться сведенными болью губами.

— Ты бредишь, кусок дерьма.

— Я интересовался всем, что с тобой связано, и узнал о ней…

— О ком?

— О женщине… которую т-ты любил. Ее зовут… Как же ее зовут? Ведь ты с-сделал с ней то же, что и я… с теми-и девочками-и. Я их люби-ил… Они были такие… т-такие… маленькие… т-такие нежные… Т-ты должен п-понимать меня лучше, чем кто бы то ни было… Ты все еще любишь ее?… Ей п-понравится твой… твой шрам. Т-такой… с-секс… сексуальный. Salue-la de ma part[242].

Выстрел оборвал его жуткие речи. Прекрасная голова, с аккуратным отверстием прямо в центре лба, откинулась со стуком на каменные плиты.

— Время смерти — три часа сорок две минуты, — услышал Десмонд четкий голос Себастьяна.

Святой Сатурнин, помолись о черной душе ангела смерти Арно Тальона…

Сразу после казни уехать не удалось. Бриджит не держалась на ногах, и им пришлось вернуться в отель, где она, едва коснувшись подушки головой, заснула как убитая. Мужчины старались не шуметь, чтобы ее не разбудить. Откуда взялась бутылка скотча — Десмонд не заметил. Очнулся, только когда Бас сунул ему в руку стакан: — Спасибо, — Десмонд сделал глоток. — Запасливый.

— Что-то подсказывало мне, когда мы собирались, что бутылка крепкого лишней не будет. Особенно учитывая содержание акции. Это твоя первая казнь?

— Да, — неохотно пробурчал американец. — А у тебя?

— Тоже…

— Как она? — Десмонд покосился на кровать.

— Я вколол ей обезболивающее и успокоительное. Не проснется до утра. Почему она хотела сбежать, не знаешь?

— Надоели мы ей, — Десмонд глотнул еще.

— И я?

— И ты, — Десмонд пересел с кресла на пол. — Но я для нее особенно неприятная компания.

— Warum?[243]

— Just because![244]

— Расскажешь?..

— Нет, — отрезал он. — Ignorance is blessing[245].

— Не в нашем случае, — покачал Бас головой. — Всегда лучше представлять себе, кто твой напарник.

— У тебя в напарниках — un couple d’assassins[246]. Как тебе такая компания?

Улыбка сползла с лица парня.

— Да ладно! Скажешь, это для тебя новость? Никогда не поверю, что Жики послала к нам своего внука — или кто ты ей там, правнук? — не рассказав всю нашу подноготную. Не сомневаюсь, вся история моей интересной жизни у тебя — вот здесь, — Десмонд постучал себя по лбу указательным пальцем: — Скажешь — нет?

Себастьян замялся: — В общих чертах. Но мне бы хотелось услышать твою версию.

— Она ничем не отличается от официальной. Я не собираюсь ни оправдываться, ни врать.

Себастьян закатил глаза: — Да пожалуйста, не хочешь, не говори… А Бриджит?

— Уж если я не стал тебя развлекать разговорами про себя, то тем более ничего не скажу про нее. Спроси О'Нил сам.

— Не больно-то она разговорчивая. Мрачная, злая.

— Компания наша ей не нравится…

— И я ей тоже не нравлюсь?

Губы Десмонда невольно растянулись в улыбке: — Э-э, да ты, кажется, на нее запал? Что ты там, у Сен-Сернен, нашептывал ей на ухо?