Амулет Судьбы - Кеннет Бег Андерсен

— Знаю. Я слышал об этом. Мне жаль, что тебе пришлось через такое пройти. Наверное, это было ужасно.

— Я догадывался, что это не ты. В глубине души догадывался. Он был совсем не таким, каким должен был быть. Совсем не таким… Совсем не таким, как ты, — Филипп замолчал, разглядывая мужчину в белом балахоне. Своего отца. Это слово казалось таким непривычным.

— Все эти годы, Филипп. Нам столько нужно восполнить. Каждую ночь я сожалел, что не могу изменить случившегося и что мы… что я не мог быть с тобой рядом.

— Хотя ты не был рядом, я чувствовал твое присутствие, — подхватил Филипп, — когда мне нужно было с кем-то поделиться.

— Как жаль, что я не слышал всего, что ты говорил мне. Как жаль, что мы не были вместе. Как сейчас.

— И мне жаль, — Филипп помолчал немного, потом продолжил совсем тихо. И очень печально: — Мне нужно возвращаться. Мортимер завтра ждет Виту. Так что… пора домой.

Отец кивнул и какое-то время не произносил ни слова. Затем спросил:

— А где твои песочные часы?

— Зачем тебе?

— Хочу посмотреть на них. Увидеть, что ждать в будущем.

Филипп не понял, о чем речь, но все же пошел вперед по длинному проходу. Виктор Ангел последовал за ним.

— На самом деле, они не стоят, — сказал Филипп, когда они добрались до его сосуда. Он бросил беглый взгляд на мамины часы, убедившись, что в них много песка, много жизни. Заметил, что песок поменял цвет — из желтого он превратился в лазурный, — и почувствовал неописуемое облегчение. Затем указал отцу на часы, лежавшие на боку: — Вот мои.

— Завтра их поднимут, — с грустью в голосе заметил отец, и у Филиппа защемило сердце. — В них много песка. Ты доживешь до старости, мой мальчик. Знаешь, что это означает?

Он прекрасно знал, но промолчал. Это означало, что пройдет много, очень много лет, прежде чем он опять увидится с отцом, и сейчас, когда он снова обрел его, эта мысль казалась невыносимой.

Долгое время тишину нарушал только шелест песка. Словно далекий шепот в голове. Если бы что-то можно было изменить.

— Филипп? — Тоже шепот. Сначала показалось, что голос у него внутри. Но это был отец. Грустные голубые глаза поблескивали в свете стеклянных сосудов.

— Да, отец?

— Все можно изменить. Есть выбор.

— Правда?

— Останься.

Филипп выпучил глаза:

— Что ты говоришь?

— Останься, — повторил отец, и в его взгляде не осталось и следа грусти. Только блеск. — Останься со мной. Вернемся в Рай. Будем там вместе. Вдвоем. Ты и я. Нам будет хорошо. Мы будем счастливы. В Раю все счастливы.

Филипп слушал его. Молча. Слушал бархатный голос отца.

— Тринадцать лет мы были разлучены. Тринадцать долгих лет, и вот наконец снова обрели друг друга. Если ты вернешься, мы не увидимся еще целую вечность. Но ворота Рая открыты для тебя, Филипп. Я договорился обо всем.

Слова продолжались в его мыслях, вкрадчиво ластились как кошка: «…обо всем договорился… вместе… ты и я… нам будет хорошо… счастливы… счастливы…»

— Твое место здесь, Филипп, по эту сторону, и ты прекрасно это знаешь. Ты сам говорил это. Столько раз ты рассказывал мне об этом. Я не слышал всего, но кое-что помню. Жизнь сурова. Очень жестока к мальчику, который просто хочет добра. Тебе никогда не было лучше, чем сейчас, после смерти. Разве я не прав?

Филипп медленно кивнул.

— Да…

— Так к чему уходить?

Действительно, к чему? Разве не этого он так хотел? Не об этом мечтал в самых сокровенных мечтах? Сейчас все могло стать реальностью, и ему так хотелось, так страстно хотелось быть рядом с отцом, который оказался точь-в-точь таким, как в его воображении. Зачем возвращаться домой, когда смерть может дать ему все, чего у него никогда не было при жизни?

— И Сатина, — шептал отец, и бархатный голос обволакивал Филиппа, укачивал его. — Ты сможешь видеться с ней сколько угодно.

Отец подошел ближе, Филипп заглянул в его любящие глаза и увидел в них воплощение всех своих желаний.

— Только скажи «да», большего не требуется.

Филипп был словно под гипнозом ласково улыбавшихся глубоких синих глаз. Таких синих. Как море, в котором можно утонуть.

— Пойдем со мной Филипп. Прошу тебя!

И тот же искушающий шепот у него в голове: «Скажи…»

— Не хочу потерять тебя снова.

«…да»

— А как же мама? — спросил Филипп. Голос был слабым и хриплым, его заглушали тяжелые удары сердца, стук крови в ушах, навязчивый шепот.

— Разбей ее часы.

— Что? — Филипп судорожно заморгал, отстранился от отца, от его синих глаз, странно поблескивавших в свете песочных часов.

— Разбей их, и мы снова будем втроем. Разбей их, и мы встретим маму у белых ворот.

— Но…

— Разбей, как однажды была разбита наша семья, и мы создадим ее заново. Мы станем той семьей, которой должны были стать, — это был уже не шепот. Шипение. — Разбей его немедленно!

— Н-нет, я не могу…

Филипп оторвал взгляд от синих глаз, и тотчас почувствовал, как что-то вязкое и противное выскользнуло из его головы. Мысли расслабились, словно мышцы, которые долго были в напряжении, и внезапно Филипп осознал, что какое-то время стоял, затаив дыхание. Его взгляд упал на тень Виктора, извивавшуюся на полу в мерцающем свете подвала. Она была похожа на змею. Казалось, что она…

Филипп оцепенел.

«Как долго ждал я этой ночи». — Он вспомнил слова отца и почувствовал, как от страха замерло сердце.

«„Ночь“. Он сказал, „ночь“». Как сказал бы дьявол.

Тень на полу двоилась.

— Ты не мой отец, — произнес Филипп, в ужасе уставившись на темптана, пытавшегося выманить его из дома Смерти. — Ты не мой отец!

Мужчина опустил глаза и увидел на полу предательскую тень. Он раздраженно фыркнул.

— Кто… Кто ты такой?

— Кто я такой? — повторил незнакомец, подняв взгляд на Филиппа. — Кто я такой?

Глаза его внезапно сделались нечеловеческими и черными как уголь, черты лица исказились. Кожа стала бледной как мел, а на лбу выросли два длинных острых рога. Под плащом, который тоже стал черным, расправились гигантские крылья.

— Теперь узнаешь меня, ангелочек? — прошипел Азиэль.

45 Князь Тьмы

— Ты! — ахнул Филипп при виде своего заклятого врага. Он попятился и наткнулся на стол, так что песочные часы на нем зазвенели. Он судорожно озирался по сторонам в поисках…