Воздаяние храбрости - Владимир Соболь

Мадатова опустилась в кресло и снова сложила руки крест-накрест, сводя концы шали.

– Наверное, вы правы, Сергей Александрович. Должно быть, правы. И Паскевич подвинул Валериана на чуждое ему место, и сам он решился принять на себя роль совершенно ему негодную.

– Не дело солдата заниматься политикой, – кивнул Новицкий. – Нам приказывают, мы исполняем. А кто там стоит у власти и почему…

– Нет, но каков Паскевич! – снова перебила его Мадатова. Софья Александровна так взволновалась, что уже забыла о правилах и манерах. – Только подумайте – он послал в Шушу команду с барабанами. Они ходили по городу и приглашали жителей подавать жалобы на Мадатова.

Сергей повел головой, будто уголок воротника мундира натирал ему шею.

– Иван Федорович – человек мстительный. Если он кого невзлюбит, будет уничтожать совершенно. Он враг серьезный.

– Но хорошо, что остаются еще друзья. Вот вы, например… Да не удивляйтесь так, Сергей Александрович, вы же посоветовали князю быстрей покинуть Тифлис и просить покровительства в Петербурге.

– Мне казалось, что такое действие совершенно естественно.

– Да и по счастью здесь оказался и граф Воронцов, с которым муж был в Париже в пятнадцатом. И – Иван Артемьевич Земцов, его сослуживец еще по егерскому полку. Земцов сейчас в Генеральном штабе…

– Ходит?

– Да, деревянную ногу ему сделали довольно искусно. Он-то и помог князю получить назначение. Снова в Турцию, за Дунай.

Новицкий покрутил головой и улыбнулся довольно.

– Я рад. Князь опять на своем месте и при любимом деле. Кампания обещает быть весьма напряженной. Турки – противник давний, известный, и очень опасный.

Княгиня отпустила правую руку, обернулась в угол и медленно, истово перекрестилась.

– Храни, Господь, всех храбрецов… А что вы, Сергей Александрович? Тоже собрались в места знакомые?

Новицкий вздохнул, прежде чем собрался ответить.

– Увы, увы, увы. Я же в Петербург прискакал только на время, привезти бумаги да доложить об исходе персидской кампании.

– Но мир еще не подписан.

– Договор уже составлен… Видите, княгиня, открываю вам важнейшие государственные секреты, – Новицкий улыбнулся. – Сидят они в маленьком селении рядом с Тебризом и проговаривают одну статью за другой. Я же докладывал о делах сугубо военных. Сейчас же возвращаюсь на службу. В Азиатской Турции тоже найдется дело для русской армии…

II

Валериан сидел у низенького дощатого стола и, сгорбившись, медленно выводил на бумаге высокие и острые буквы.

«Дорогая Софья! Я стою с отрядом в местечке Праводы…»

Последняя буква вышла чересчур бледной. Валериан прошипел короткое слово и обмакнул перо в чернильницу. В который раз он позавидовал Сергею Новицкому, для которого писать было делом столь же естественным, как скакать, стрелять или колоть кинжалом. И в десятый, наверное, раз он подумал: а не позвать ли сюда отрядного писаря, чтобы тот записывал под диктовку мысли генерал-майора князя Мадатова. И как всегда прихлопнул эту мысль, точно муху. Он не хотел, чтобы посторонние мешались в его отношения с Софьей, слышали то, что говорит он своей жене, единственной женщине, по которой он тосковал, которую каждый день хотел бы видеть рядом с собой. Но почему-то те слова, что теснились в его душе, никак не хотели выстраиваться на чистом листе. Вместо них появлялись другие фразы, короткие, отрывистые, словно команды, что он отдавал каждый день офицерам.

«Праводы – небольшой городок в Европейской Турции. Лежит на полпути между крепостями Шумлой и Варной, а посему крайне важен в стратегическом отношении…»

Он знал, что его жена, несомненно, понимает, что значит стратегический, но засомневался – стоит ли подробнее объяснить, что это означает, в его, генерала Мадатова, случае.

«Ты же знаешь, Софья, что не люблю я сидеть на месте. И поначалу шли мы достаточно быстро, ломая крепости одну за другой. Генерал Рудзевич поручил мне командовать авангардом своего корпуса и – могу сказать прямо – не прогадал…»

Он тронул усы, выписывая эти слова, и усмехнулся довольно. Два пехотных полка у него было с начала мая, три сотни казаков да конно-артиллерийская рота. И с этими силами он за полмесяца сощелкал две крепости, сдавив их в кулаке точно два спелых ореха. Сначала обложил Исакчи: небольшой, но хорошо укрепленный город, прикрывавший одну из возможных переправ через Дунай. Он попробовал штурмовать стены с ходу, но турки отбили приступ. Собственно, Валериан и не упирался, не желая тратить людей понапрасну. «Господа генералы! Вы зачем же своих людей понапрасну кладете?!» – вопль майора Буткова после несчастного Браиловского штурма звучал у него в ушах почти двадцать лет. Валериан приказал обложить город, оборудовать позиции для своих двенадцати пушек и начал, не спеша, примерно раз в полчаса, кидать каменные ядра через не слишком высокие стены. Через два дня он взял казацкого есаула с белым флагом и верхом подъехал к воротам. Там его уже поджидали командиры гарнизона – Гассан-паша и Эйюб-паша.

Валериан сказал, что счастлив видеть перед собой двух столь знаменитых воинов. Поздравил обоих с отличной выучкой гарнизона и надежной фортификацией. Он говорил по-турецки совершенно свободно, льстил, не стесняясь, и очаровал обоих пашей с первых же слов. Он сказал, что не решится сам более штурмовать, приступать к столь надежным оборонительным сооружениям. Но – он улыбнулся, поклонился вежливо и повторил еще раз, но – и не позволит никому выйти из крепости до подхода основных сил русской армии. Как псы, обложившие черного медведя, его люди будут держать Исакчи в осаде, пока не представится возможность установить две брешь-батареи – на том холме и на этом. Он небрежно показал хлыстом через плечо, не оборачиваясь. А после того момента не пройдет и двадцати четырех часов, как крепость будет взята на штык и разграблена. Должен ли смертный сопротивляться неизбежному, тому, что уже предначертано, взвешено и исчислено? Паши переглянулись и отъехали посовещаться. Валериан крикнул вдогон, что личное оружие каждого воина может остаться при нем…

На следующее утро гарнизон крепости выступил из ворот, сохранив при себе скимитары, ятаганы[43] и длинноствольные винтовки потрясающей точности боя. Отряду Мадатова остались знамена, орудия, ядра и пуды пороха.

Еще через неделю Валериан привел своих людей к Гирсову. Но там он даже не делал попыток приступа, а сразу вызвал коменданта на переговоры. Мегмет-паша поначалу заупрямился, Валериан решил не настаивать, договорился встретиться через день, а потом еще через день… После трех встреч гарнизон покинул Гирсов на тех же почетных условиях, что и Исакчу. Валериану остались четырнадцать знамен, сотня орудий и три с половиной тысячи пудов пороха.

«И после этого, Софья, я думал идти скорым маршем к Шумле или под Варну, но меня остановили ровно посредине. Добавили людей и посадили в Праводы…»