Адидас против Пумы. Как ссора двух братьев положила начало культовым брендам - Барбара Смит

Следующим шагом Рене Йегги (при поддержке находившегося тут же Бернара Тапи) стал звонок лондонскому инвестиционному банкиру Джону Ботсу. Ботс, активно интересовавшийся Adidas три года назад, должен был прилететь в Париж ближайшим рейсом для обсуждения финансирования выкупа компании менеджментом. Йегги, между тем, провел ночь на раскладушке в парижском офисе Тапи. На следующий день прибыл Джон Ботс, и трио обговорило детали дела. Ботс был убежден, что он сможет раздобыть большую сумму денег в британских кредитных учреждениях. Йегги исходил из того, что и Питер Уберрот, директор американского подразделения, и японские друзья Йегги охотно вложатся в это. В целом миссия казалась выполнимой.

Бернар Тапи и Рене Йегги не делали тайны из своих планов. Ботс, Йегги и некоторые его ближайшие сотрудники в последующие недели были в постоянных разъездах – в поисках инвестиционных банков, которым они предлагали толстый буклет под названием «Юнона» (кодовым именем запланированного выкупа). Менеджеры, занятые санацией Adidas, были не в особом восторге от новых осложнений. Их компания снова шла с молотка, и шеф, так сильно нужный в Херцогенаурахе, принимал самое живое участие в этой игре – более того, он хвастался, что ради покупки возьмет ссуду в миллиард марок. Беспокойство возросло, когда назначенная на 20 мая пресс-конференция была отменена без каких-либо объяснений. Сразу же поползли слухи о том, что предприятие все же не достигнет обещанной прибыли в 100 миллионов марок.

Весь проект основывался на предположении, что как результат запущенной годы назад реструктуризации предприятия в ближайшем будущем последует резкий скачок товарооборота. Хотя руководство признавало, что цифры продаж сначала снизятся и в 1992-м Adidas уйдет в минус, все надеялись, что к 1995 году чистая прибыль вырастет до 6,8 %. В брошюре «Юнона» этот прогноз был назван консервативной оценкой, так как главные соперники Adidas регулярно достигали 10 %-ной прибыли.

На проекте «Юнона» Йегги мог сколотить состояние. Менеджменту нужно было за 10-процентную долю инвестиционной компании под именем Doris, в которой будут аккумулированы 100 % акций Adidas, внести всего лишь 2 миллиона марок. Как значилось в буклете, эта инвестированная сумма многократно вырастет в ближайшие сроки, если предприятие в 1995 году выйдет на биржу. Если ориентироваться на прогнозы о прибыли и рыночную капитализацию брендов Nike, Reebok и LA Gear, еще одного американского производителя кроссовок, стоимость пакета акций менеджмента может достичь 339,3 миллиона марок. Поэтому Аксель Маркус, Мишель Перроден, Боб Маккалок, Штефан Штремме и Том Харрингтон совместно с Рене Йегги поддерживали идею выкупа.

Джону Ботсу очень нравился швейцарец, обладавший, по его мнению, необходимым драйвом и харизмой, чтобы стоять у штурвала Adidas. Другие потенциальные инвесторы были настроены более скептично. Йегги руководил предприятием уже четыре года, и все это время оно неуклонно катилось под гору. На это Йегги отвечал, что его руки были связаны упрямыми владельцами: сначала сестрами Дасслер, затем Тапи. Кроме того, результаты пока перекрывают громадные издержки по реструктуризации, которые скоро окупятся. Все это соответствовало правде, но все же инвесторов было сложно убедить в том, что Adidas с Йегги у руля скоро достигнет показателей Nike и Reebok.

Еще одной проблемой было то, что тщательно подготовленный проект «Юнона» превратится в макулатуру, если Стивен Рубин вздумает воспользоваться своим правом преимущественного выкупа. Ботс по-прежнему полагал, что англичанин блефует. В буклете об этом было сказано, что преимущественное право Рубина станет «предметом переговоров, но мы и менеджмент придерживаемся убеждения, что это право не будет реализовано».

25 июня 1992 года Рене Йегги представил свое коммерческое предложение. Тапи подтвердил, что все предприятие стоит миллиард марок, – конечно же, не упомянув о прилагавшихся к нему внушительных долгах. Запланированный выкуп должен был финансироваться индивидуальными инвесторами и британскими кредитными учреждениями во главе с компанией Charterhouse. По словам Йегги, предложение было привязано к сроку, истекавшему через пять дней, во вторник, 30 июня, когда акционеры Adidas собирались на общее годовое собрание.

Когда наступил вторник, а никакой реакции со стороны Рубина не последовало, срок предусмотрительно продлили до пятницы. Сотрудники Adidas с волнением ожидали конца недели. Когда они раскрыли субботнюю газету и там по-прежнему не было новостей о встречном предложении Рубина, все мало-помалу утвердились в мысли, что менеджмент победил. А Бернар Тапи, между тем, уже давно отправил буклет «Юнона» в корзину для мусора.

Как только Жильберта Бо вошла в комнату, Стивен Рубин понял, что ему предстоит длинная ночь. Личная советница Тапи была известна своим жестким стилем переговоров. Согласно наблюдениям Рубина, одна из ее излюбленных тактик состояла в том, чтобы затянуть совещание до раннего утра, когда у ее партнеров не останется сил на защиту своих позиций.

Диалог длился два дня и две ночи. Пока сотрудники Adidas строили догадки о намерениях Рубина, он давно обсуждал детали сделки. К его сожалению, предложение Йегги о выкупе принуждало его к немедленным действиям, но он ни за что не мог позволить Adidas ускользнуть из рук.

Во время переговоров Жильберта Бо показала поразительную стойкость, но и Рубин продемонстрировал большое внимание к деталям. Результат был объявлен 7 июля 1992 года в 7 часов утра бледными от бессонной ночи юристами: новым владельцем Adidas стал Стивен Рубин. Англичанин, который годом ранее приобрел 20,05 % BTF GmbH, отстегнул 621 миллион марок за оставшиеся почти 80 %.

В Херцогенаурахе новость приняли с радостью. После всех волнений прошлых лет судьба предприятия наконец-то была в руках внушающего доверие, опытного предпринимателя. Своими бабочками, которые он всегда носил вместо галстуков, Рубин выделялся среди деловой элиты Великобритании своей оригинальностью. Он был известным филантропом, щедро жертвовавшим на различные социальные проекты, произносившим пламенные речи о развитии образования в беднейших странах Дальнего Востока. Но самым главным для менеджеров Adidas оставалось то, что на его счету были выдающиеся достижения в сфере спортивного бизнеса.

Стивен Рубин имел дело с обувью с юных лет, проведенных в Ливерпуле, где его эмигрировавшие из Польши родители Минни и Берко Рубины основали Liverpool Shoe Company[15]. Стивен, их единственный ребенок, в 1969 году принял руководство фирмой и дал ей имя «Pentland». Ему удалось избежать банкротства, что регулярно случались в британской обувной индустрии, для чего он перебазировал производство на восток и преобразовал Pentland в инвестиционную коммерческую компанию.

Большая сделка, сделавшая Рубина богатым человеком, состоялась в 1981 году. Тогда к нему пришел никому не известный коммерсант по имени Пол Файерман, владевший лицензией на производство и продажу обуви Reebok в Соединенных Штатах. За 77 500 долларов Рубин приобрел 55-процентную долю в фирме Пола Файермана. Три года спустя, в 1984-м, оборот многократно вырос, и он решил выкупить головную компанию.