Кровавые игры - Челси Куинн Ярбро

Остаемся в ожидании распоряжений и прилагаем к рапорту подробную запись показаний Кирилла, предназначенную лишь для прокураторских глаз.

Слава Вителлию!

Киприй Аотер, чиновник таможни.

Остия, 23 сентября 821 года со дня основания Рима».

Полнолуние вот уж три дня, как минуло, но луна еще не выглядела ущербной и горделиво плыла по небу, рассекая стайки перистых облаков. Наступал перелом в погоде, суля холода и дожди. Сен-Жермен стоял, глядя на тусклое заоконное серебро. В спальне было довольно прохладно, но широкий халат на нем свободно болтался, небрежно стянутый в поясе кушаком. Глаза его чуть подрагивали от удовольствия. Ночь источала великолепие, несопрягаемое с яркостью дня. Сейчас, когда в холмах охотились совы и рыскали кошки, мир, казалось, принадлежал только ему. Сен-Жермен любил ночь, он был ее частью.

– Господин? – Голос Тиштри прервал его мысли, но не нарушил очарования.

– Да? – Он не повернулся к постели, а просто позвал: – Иди-ка сюда.

Она послушно зашлепала босыми ногами по мозаичному полу.- Что, господин?

– Взгляни за окно.- Его темные глаза чуть прищурились.- Там. Около яблони. Там порхает летучая мышь. Посмотри на деревья – они похожи на грозовые тучи, придавленные незримой силой к земле. В этом они похожи на нас.- Он наклонился и поцеловал ее блестящие волосы.- Я ведь бывал с тобой груб.

– Нет, никогда,- горячо возразила она- Ты обращался со мной много ласковее прочих.- От окна веяло холодом, но обнаженная Тиштри не обращала на это внимания. Здоровью и молодости подобные пустяки нипочем.

– Но… ты все же уходишь,- Голос его предательски дрогнул. Темнота была знакомой и близкой, она не противоречила чувству щемящего одиночества, от которого он все бежал и никак не мог убежать.

– Да… из постели.- Она повернулась и положила голову ему на плечо.- Ты знаешь, как я к этому отношусь. Это мое решение, а не твое. Ты – мой господин, и ты был ко мне добр.- Она сильной рукой обвила его торс.- Но выбирал всегда ты, а не я.

– Ты сожалеешь, что у тебя не было выбора? – Он с привычной нежностью огладил ее груди, потом притронулся к впадине между бедер.

– Нет. Не скажу, что мне не понравилось бы, если бы ты брал меня, как другие мужчины. Наверняка понравилось бы. Но то, что делается в постели, не очень ведь важно, да? -• Она стала зябнуть, покрываясь гусиной кожей.

– Не важно? – Он вопросительно посмотрел на нее.

– Конечно. Подумай, сколько на это уходит времени. Даже со всеми твоими штучками – час-полто-ра Остальное время свободно. Ты зовешь меня дважды в неделю – значит, в месяц у нас набирается десять-двенадцать часов. В остальном я вольна делать все, что угодно. Я вожусь с лошадьми, или промеряю очередную арену, или чищу снаряжение, или занимаюсь еще чем-то важным – тем, из чего состоит моя жизнь. Что значит для меня какая-то дюжина часов, пусть даже очень приятных? – Она потянулась и с жаром поцеловала его.- Но все равно, я думаю, мне будет тебя не хватать.

Печальная, чуть ироничная улыбка его потонула во мраке.

– Ты, кажется, мерзнешь?

– Немного,- призналась она – Но мне хорошо. Развязав кушак, Сен-Жермен притянул Тиштри к

себе, окутав просторным халатом.

– Так лучше?

– Конечно,- сказала Тиштри, снисходительно усмехаясь.

Сен-Жермен повернулся к окну.

– Как там красиво! – выдохнул он невольно и смущенно умолк.

– Ночь тебе нравится больше, чем день,- рассеянно подтвердила она, устраиваясь поуютнее.

– Мы с ней едины.

Да, ночь ему нравилась, и так было всегда, сколько он себя помнил. Ночью ему не нужны были подбитые землей сапоги, разве только для перехода через текучую воду. Мрак таил в себе бездну дремлющих сил и дарил ощущение всеобъемлющего покоя.

– Ты в конце концов поймешь, что такое ночь. Тиштри прижалась к нему всем своим сильным

телом.

– До рассвета еще есть время. Поскольку это в последний раз, не лечь ли нам снова?

Ему всегда импонировала ее прямота, пусть даже чуть грубоватая. И когда она в своей привычно спокойной манере попросила его приостановить их отношения, он не почувствовал ни обиды, ни раздражения. Он просто не мог сердиться на Тиштри.

– Тебе этого хочется? – Сен-Жермен наклонился и чмокнул девушку в нос. Она пожала плечами.

– Мне это всегда нравилось. А напоследок даже кислица становится слаще. Зачем же отказываться от удовольствия? – Тиштри умолкла и заглянула в его загадочные глаза.- Почему ты не стал возражать? Почему согласился? Ты – мой господин, ты мог приказать, чтобы все оставалось по-прежнему.

– Против твоей воли? – Вопрос Тиштри не удивил его, но он все же вздохнул.- Тут дело не только в тебе. Ты дала мне многое, Тиштри. Жизнь моя не стала твоей, а твоя – моей, но ты хотя бы ко мне притерпелась. И была со мной без излишнего обожания или трагедий. До сих пор мне этого было достаточно, но… время ушло. Наши тропки расходятся… полагаю, закономерно. Я… я жил словно в коконе, не ощущая особенной надобности в чьей-то приязни. А теперь мне хочется большего, хотя сам я не знаю – чего.

Он умолк, досадуя на себя. Тиштри поняла все по-своему.

– Ты сохнешь по той патрицианочке, да? – В тоне ее не содержалось упрека.

– Да,- раздраженно откликнулся Сен-Жермен, давая на нелепый вопрос нелепый ответ, и вдруг осознал, что нелепого в нем, в сущности, мало. Оливия тронула его так, что он боялся даже задуматься о силе ее воздействия на себя. В его памяти жили каждый ее взгляд, каждый жест, каждое слово.

– Ты отправишь меня к Кошроду? – спросила Тиштри, не вполне уверенная, слышат ее или нет.

– К Кошроду? Зачем? Ты хочешь его? После перерождения он стал таким же, как я.- Он удивился, он считал, что она это понимает.

– Возможно. Во всяком случае, похоже на то.- Тиштри поежилась, наморщила носик.

– Ну, в чем дело? У тебя есть кто-то другой? -Сен-Жермен взял девушку за подбородок и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.- Как твой хозяин меньшее, что я могу сделать, это позаботиться о том, чтобы ты была обеспечена средствами к существованию. Этого от меня требует римский закон.

Сейчас, в момент откровения, она оробела.

– Не хочу, чтобы ты думал, что я предпочитаю тебе раба.

– Но это ведь так, верно? – Тиштри едва заметно кивнула. Он чуть сильнее, чем надо бы, сдавил ее плечи.- Ладно, не мнись. Если тебе хочется, я освобожу вас обоих.

– Освободишь? – Она издала звук, похожий на фырканье.- Я захочу на свободу только тогда, когда закончится моя цирковая карьера. А может быть, даже и не захочу. Лучше иметь щедрого и доброго господина, чем мыкаться по свету с лошадьми, не имея возможности хоть что-нибудь для них заработать.