Селфи с музой. Рассказы о писательстве - Юрий Поляков

Пока «Демгородок» читали и обсуждали, грянул «чёрный октябрь». Поздно вечером 2 октября мы возвращались с дачи в Москву. Всюду стояли омоновцы и бронетехника. Казалось, столица оккупирована. Из приёмника визжали о коричневой угрозе и необходимости раздавить гадину. Видные деятели культуры призывали граждан сохранять спокойствие и верность президенту. На Беговой улице у самого поворота на Хорошёвское шоссе нас остановили ребята в касках и бронежилетах, не то калмыки, не то башкиры. В Москву нарочно стянули части из регионов, где плохо понимали, что происходит в центре страны. К тому же силовики были одной из немногих категорий трудящихся, которым почти не задерживали зарплату. Омоновцы потребовали выключить мотор, выйти, открыть багажник и предъявить паспорт. Я ответил: сдох аккумулятор, и снова машина не заведётся. Они наставили на меня автоматы, сурово повторив требование. Моя дочь Алина, ей было тогда 13 лет, испугалась. Жена Наталия пыталась крикливо вмешаться, но я успокоил обеих и заглушил мотор. Проверив и убедившись, что я в отличие от них прописан в Москве, а в багажнике у меня, кроме скудных даров огорода, ничего нет, парни отпустили нас с миром, даже любезно оттолкали заглохшую машину к бензоколонке, где мы её и оставили, уйдя домой пешком.

Утром, забрав с вынужденной стоянки свой «Москвич» (как ни странно, целёхонький), я ринулся в гущу событий. Прошляпив переворот 1991-го в Коктебеле, я не хотел пропустить то, что происходило в городе, особенно на Краснопресненской набережной. Весь следующий день я провёл у Белого дома.

«…Под выстрелами толпа любопытствующих дружно приседала. Потом кто-то начинал показывать пальцем на бликующий в опалённом окне снайперский прицел. Били пушки – словно кто-то вколачивал огромные гвозди в Белый дом, напоминавший подгоревший бабушкин комод. А около моста, абсолютно никому не нужный в эти часы, работал в своём автоматическом режиме светофор: зелёный, жёлтый, красный… От Белого дома гнали кого-то с поднятыми руками. Мимо проносили очередного убитого или раненого. Мальчишки втихаря вывинчивали золотники из колёс брошенных машин… Вечером торжествующая теледикторша рассказывала мне об этом событии с такой священной радостью, точно взяли рейхстаг. Что это было на самом деле – взятие или поджог рейхстага, – покажет будущее. Однако кровавая политическая разборка произошла. В отличие от разборок мафиозных в неё оказались втянуты простые люди, по сути, не имевшие к этому никакого отношения. Я – не политик, я – литератор и обыватель. Мне по-христиански жаль всех погибших. Нынешним деятелям СМИ и культуры когда-нибудь будет стыдно за свои слова о «нелюдях, которых нужно уничтожать». А если им никогда не будет стыдно, то и говорить про них не стоит…» – так я писал в статье, о которой чуть ниже.

4 октября мне влетело в голову отправиться на Цветной бульвар в газету русского сопротивления «День», чтобы забрать номер с фрагментом моего «Демгородка». Но редакция была уже разгромлена. Вход охраняли несколько интеллигентного вида чернявых юношей, одетых в новенькие импортные камуфляжи.

– Вы куда, гражданин? – спросил меня старший – брюнет с породистым лошадиным лицом…

– В газету.

– В какую?

– «День»…

– А вы, собственно, кто? – Они начали окружать меня.

– Хотел дать объявление…

– Ах, вот как? Уходите и запомните: газеты «День» больше нет и никогда не будет. Проханов скрылся, но мы его поймаем. Понятно?

Понятно: в случае политической дискуссии мне просто накостыляют, и я ушёл молча. Под впечатлением от увиденного одним духом ночью написал статью «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» и отнёс в «Комсомолку». Газетой тогда руководил понимавший меня с полуслова журналист Валерий Симонов.

Моя статья появилась в «Комсомолке» 7 октября.

«…Как справедливо заметил Сен-Жон Перс, плохому президенту всегда парламент мешает. Кстати, на улицах об этом тоже немало говорили. В одной группе спорщиков можно было схлопотать за хулу в адрес президента, в другой – за хвалу. Но всё сходились на том, что указы, после которых следует кровь, совсем не то, что нужно стране, уже однажды потерявшей в братоубийственной войне лучших своих людей. И кого сейчас волнует, кто из них был белым, а кто красным?

Итак, оппозиция, пошедшая в штыковую контратаку, уничтожена. Закрыты оппозиционные газеты, передачи, возможно, будут «закрывать» неудобно мыслящих политиков и деятелей культуры… Хочу воспользоваться неподходящим случаем и сказать о том, что я – в оппозиции к тому, что сейчас происходит в нашей стране. По многим причинам. Во-первых; потому что как воздух необходимые стране реформы начались и идут очень странно. Представьте, вы пришли к дантисту с больным зубом, а он, предъявив диплом выпускника Кембриджа, начал сверлить вам этот самый зуб отбойным молотком. Я за рынок и за частную собственность. Но почему за это нужно платить такую же несусветную цену, какую мы заплатили семьдесят лет назад, чтобы избавиться от рынка и частной собственности?

Во-вторых, меня совершенно не устраивают те территориальные и геополитические утраты, которые понесла Россия на пути к общечеловеческим ценностям. Я очень уважаю исторический и экономический опыт США, но я уверен: вас бы подняли на смех, предложи вы американцам решить их социальные проблемы (а их и там немало) в обмен на хотя бы квадратный километр флоридских пляжей. Я уже не говорю о россиянах, оказавшихся заложниками этнократических игр в странах ближнего Зазеркалья. Они-то теперь прекрасно разбираются в общечеловеческих ценностях.

В-третьих, мне совсем не нравится пятисотметровая дубина с бесполым названием «Останкино», которая снова изо дня в день вбивает в голову единомыслие. Её просто переложили из правой руки елевую, но голове-то от этого не легче. Да и толку-то! Уж как коммунисты гордились «небывалым единением советского народа», а что получилось…

В-четвёртых, меня берёт оторопь, когда я вижу, в каком положении оказалась отечественная культура, как мы теперь догадались, не самая слабая в мире. Гэкачеписты во время путча хоть «Лебединое озеро» крутили. А нынче в перерывах между разъяснительной работой ничего не нашлось, кроме сникерсов, сладких парочек да идиотского американского фильма, по сравнению с которым наш «Экипаж» – Феллини…

В-пятых, я не понимаю, почему учитель или врач должен влачить нищенское существование, когда предприниматель, детей которого они учат и которого лечат, может строить виллы и менять «мерсы». Талантливый учёный и квалифицированный рабочий, бросившие всё и пошедшие в палатку торговать жвачкой, – это знак страшной социально-нравственной деградации народа.

В-шестых… Впрочем, думаю, и сказанного довольно…»

8 октября «Комсомолка» в свет не вышла, за мою статью она была приостановлена, правда, совсем ненадолго: тогдашнего начальника печати Шумейку кто-то поправил. Но меня в либеральной среде окончательно признали нерукопожатным, впрочем, я и сам не собирался подавать руки тем, кто призывал «раздавить гадину». Однако всё оказалось сложнее, ведь среди подписавших требование расправиться с оппозицией оказался и Андрей Дементьев. Позже он сознался: друзья-шестидесятники Булат Окуджава и Римма Казакова его попросту обманули, наврав по телефону, что текст письма президенту будет деликатным и мирным. Ничего себе мирный! Думаю, так обманули не одного приличного человека, оказавшегося среди подписантов. Разве можно подписывать такое?