Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

– Первый раз вижу, чтобы столько готовились, а потом так мало попадали в цель.

– Отстань ты от них, – тихо молвил его дружок.

Но было уже слишком поздно. От его язвительного тона Катя взвилась и пришла в ярость. Она перестала расчесывать пальцами свои длинные волосы и бросила на парня убийственный взгляд, которым могла бы гордиться даже Линне.

– Не хватало еще, чтобы нам читало лекции стадо воздушных «асов», которые только то и делают, что дрыхнут всю ночь.

– Ну ни хрена себе! Свою работу мы сделали. А если вам так хочется поиграть в дезертиров и предателей, то нас в это дело не вмешивайте, – сказал он и сжал кулаки, словно собираясь ринуться в драку.

Слово предатели налитым свинцом повисло в воздухе. Дружки парня бочком отошли в сторону – он остался один в центре комнаты.

– Мы не предатели, – сказала Катя.

– Но и не бойцы. Вы просто убогие, – насмешливо фыркнул он. – Валите домой.

Она среагировала из-за слова «домой». Дома больше не было. Он превратился в пустое место. И этот парень тоже был пустым местом. Ревна выбросила вперед кисть руки – с такой силой, что его хлестнуло нитью Узора. Ее конец угодил ему прямо по смазливому лицу и впечатал в стену.

Она не хотела так сильно ударять его. Хотя с другой стороны, если говорить откровенно, ей было наплевать.

* * *

Всех, кто был во время ссоры в столовой, вызвали к полковнику Гесовцу. Ревна вполуха слушала его напыщенную речь, которая ее совершенно не трогала. Когда он начинал исходить пеной изо рта, она представляла его в бою – схватившимся не с того конца за штык. В ее воображении он брызгал не слюной, а кровью. Его жизнь стоила столько же – то есть практически ничего, – как и жизнь солдата, которого она вмазала в стену. Разве не это имела в виду Тамара, когда сказала, что на войне нет таких, кем нельзя пожертвовать, будь то сама Ревна или жители Таммина? На войне нет ничего важнее самой войны. В ее душе поселилась пустота. И все вокруг больше не имело значения.

После устроенной всем выволочки Гесовец отправил бойцов Сто сорок шестого полка на летное поле драить аэропланы. Но Тамара позвала Ревну, Линне и Магдалену к себе в кабинет. Их троица протиснулась в дверь одновременно и замерла, сцепив за спиной руки.

Командир налила каждой из них чая. Над бледно-золотистой жидкостью в маленьких чашечках клубился пар. Двенадцать часов назад она набросилась на них, в ярости стуча кулаком по стенке кабины, а теперь держалась так, будто ничего не случилось.

– Вы будете рады узнать, что Людович во время вашей потасовки не получил серьезных повреждений, – сказала она.

– Людович… – эхом отозвалась Ревна.

– Рядовой, из которого ты вышибла дух. Насколько я понимаю, полностью потеряв самообладание, – добавила Зима.

Да, она все поняла правильно. Но Людович это заслужил. Он тоже был не важнее этой войны. И не должен был относиться к ней, как к недоразумению. Особенно после минувшей ночи.

– Я знаю, Таммин для всех стал суровым испытанием. И двоих из вас я встретила именно там, не так ли? – продолжала Тамара.

– Так точно, мэм, – ответила Магдалена, сжав подруге руку.

Ощущение пустоты в Ревне пропорола тонкая щепка тревоги.

– Я понимаю, почему вы этой ночью поначалу отказались выполнять приказ. И почему утром проявили столь крутой нрав.

Ревна хотела ей все объяснить. Было темно, внизу простирался город, Линне крикнула ей, что это Таммин… Но штурман давно растолковала ей простое правило: когда тебя наказывают, опусти голову и терпи.

– За выходку в столовой мне придется подвергнуть тебя дисциплинарному взысканию. Но первым делом я должна внести ясность: нашим пилотам необходимо всегда сохранять спокойствие. Если вы потеряете голову в бою, это может привести не только к вашей собственной гибели, но и к потере аэроплана, а вам известно, какой утратой это обернется для полка.

Скорлупа пустоты вокруг Ревны лопнула.

– Я могу летать, – сказала она, – просто… он меня…

– У тебя для этого хватит здравомыслия?

Тамара взяла ручку и придвинула к себе график ночных полетов. Готовая вот-вот вычеркнуть их экипаж.

– Я могу.

Нотка отчаяния в собственном голосе была Ревне ненавистна. Но она действительно могла летать. И могла, и должна была.

– Она в самом деле может? – спросила Тамара, посмотрев на инженера.

– Конечно, – без колебаний ответила Магдалена.

Ревне захотелось схватить ее за руки и поцеловать.

Затем Зима повернулась к Линне. Та барабанила пальцами по стенке своей чашки с таким видом, будто размышляла над ответом на вопрос командора. Ей хотелось бы ответить «да». Сидеть на базе, пока все остальные будут воевать, казалось нестерпимым.

– Нет.

Сердце Ревны ухнуло вниз, будто брошенный с высоты камень.

– Что?

Линне повертела в руках чашку. Ее шея медленно багровела.

– Сегодня она не может лететь. Ей нужно время.

– Я в состоянии сражаться, – сказала Ревна и подалась вперед, схватившись за стол, чтобы не упасть, – пожалуйста, не снимайте меня с боевого дежурства.

– Посмотрите на нее.

– Заткнись, – гневно прохрипела Ревна.

– Хватит, – вклинилась в их перепалку Тамара. – Таммин для каждого из нас стал ударом, Ревна. И если для тебя он оказался болезненнее, чем для других, стыдиться этого не надо. Ваш экипаж отстраняется от полетов до получения дальнейших распоряжений. Советую вам немного поспать, затем явиться ко мне, чтобы понести наказание. Ваш вопрос я пересмотрю через неделю.

Она опустила ручку и перечеркнула жирной чертой их имена.

Слова Тамары отдавались в ушах Ревны звоном. Через неделю? В груди раздувался крик. Она затолкала его обратно. Если разораться, это лишь станет доказательством ее непригодности.

Приговора в целую неделю, по всей видимости, не ожидала и Линне.

– Для всех троих? Командор, прошу вас, я могу воевать.

– Мне тоже кажется, что ты можешь воевать, – резко бросила ей Тамара. – С кем угодно, в том числе и со своими товарищами. Я не стану давать тебе другого пилота, для этого пришлось бы отстранить штурмана, которая летает с ней в паре. Если найдешь кого-нибудь, кто согласится с тобой поменяться, я разрешу. И больше не обременяй меня своими мелкими просьбами.

Она с гулким стуком поставила на кипу бумаг пишущую машинку и принялась печатать.

Не успела Тамара договорить последнюю фразу, как Линне уже выскочила из кабинета.

Магдалена ринулась за ней. Когда Ревна вышла на улицу, та уже схватила Линне за руку и рывком развернула к себе.