Книга Короткого Солнца - Джин Вулф

Пожевав перо Орева минуту или две, я решил продолжить аналогию. Это должно быть забавно, и даже, может быть, поучительно.

Инхуму сказал мне, что мы, люди, — скот для его рода. Они пьют нашу кровь вместо крови животных только потому, что они предпочитают ее (это то, что он сказал). Точно так же, как мы предпочитаем молоко крупного рогатого скота козьему. Молоко дают и другие животные: свиньи, собаки, овцы, например. Но мы даже не пытаемся их доить.

Чем умнее животное, тем труднее его приручить. Я не собираюсь предлагать это в качестве мнения, потому что убежден, что это факт. Давайте рассмотрим последовательность, начиная с хуза. Хузы умнее ниттимонов, ниттимоны умнее собак, а собаки умнее коров. Взрослый скот можно поймать и приручить за несколько недель. Взрослые собаки, рожденные в дикой природе, едва ли могут быть приручены вообще; если они не были воспитаны среди людей, они почти не поддаются дрессировке. Молодых ниттимонов можно приручить, но обучить их можно только с величайшим трудом, и на них никогда нельзя положиться.

Для того чтобы приручить и обучить хузов, их нужно брать в плен очень молодыми, как, без сомнения, случилось с Бэбби; когда я жил на Ящерице, я бы, наверное, сказал: самое удивительное, что его вообще можно обучить. Правда, как я постепенно понял за то время, что он у меня был, заключается в том, что нельзя. Он не повиновался мне механически, как это делает мой конь. Вместо этого он пытался сотрудничать со мной. Я уступал ему в силе и во многих других отношениях, но я обладал силами, которые, должно быть, казались ему совершенно магическими. Что он думал о карабине? Что мог он о нем думать? Очевидно, что в интересах пленного хуза сотрудничать с похитителями, защищать их собственность, помогать им охотиться (в конце концов, с ним будут делиться добычей) и все остальное.

Все это кажется ясным. Принимая это, как инхуми могут приручать людей? Как Крайт смог приручить меня, как хуза, хотя я и не был взят молодым? Честно говоря, у меня нет удовлетворительного ответа. Он проявил себя как ценный друг, когда освободил меня из ямы, и впоследствии. И он любил меня, я думаю, так же, как я любил бедного Бэбби. Перед смертью Крайт любил меня, а я его. Я стал отцом блестящего, своенравного, чудовищного сына.

Когда мы добрались до баркаса, было уже темно. Я привязал баркас к дереву перед тем, как отправился с Саргасс и Бэбби на охоту, и он казался почти таким же, каким я его оставил. Не было никаких признаков Саргасс или инхуму. Я разделил с Бэбби достаточно много яблок и то, что осталось от свинины, и пошел спать.

Было еще темно, когда я проснулся мокрый и дрожащий, или, по крайней мере, мне так показалось. Стоял туман, холодный, влажный и такой густой, что я буквально не мог видеть бушприт со своего места на корме. Я развел костер в нашем маленьком ящике с песком, и мы с Бэбби уселись перед ним, стараясь сохранить тепло и не слишком промокнуть.

— Надо было взять с собой теплую одежду, — сказал я ему. — Я прекрасно знал, что еду в далекое место, но мне и в голову не приходило, что климат здесь может быть другим.

Он только понюхал пепел, еще не вполне уверенный, что я не готовлю в нем рыбу.

Когда я ложился спать, то планировал утром поискать Саргасс. По-видимому, это было утро, но в нем невозможно было искал ее или что-нибудь еще. Какое-то время я раздумывал, не приказать ли Бэбби найти ее для меня, но у меня не было причин думать, что он знает, где она, и если он отправится обыскивать весь остров, то я, скорее всего, потеряю и его.

— Этот туман может продлиться весь день, Бэбби, — наконец сказал я, — и, полагаю, завтра тоже может быть туман. Но в конце концов он должен подняться.

Он взглянул на меня, осторожно шевеля пепел передними лапами.

Приняв его молчание за согласие, я продолжил:

— Как только это произойдет, мы проплывем вокруг острова. Наверное, она заблудилась. Кто бы не заблудился? И самым естественным для нее было бы спуститься с горы, найти море и пойти вдоль берега.

— Ты найдешь ее, если сделаешь это, но я могу отвести тебя прямо к ней, если ты этого хочешь, — заметил голос, казавшийся бестелесным. Это был голос мальчика, и мне лучше сразу же объяснить: так мог говорить кто-то из близнецов.

Я огляделся, но никого не увидел.

— Наверху. — С грацией, живо напомнившей мне маленькую зеленую змею, которую я однажды видел, Крайт скользнул вниз по бакштагу и опустился на корму. Бэбби, ощетинившись, тут же вскочил на ноги.

— Ты хочешь, чтобы я это сделал, Рог? Ты удивишься тому, что мы найдем. Только не говори, что я тебя не предупреждал.

Когда я спал, то положил ружье рядом с собой, и когда проснулся, оставил его под фордеком. Мои руки, тщетно пытавшиеся нащупать его, остановились на ноже Сухожилия.

— Что это? — Он сделал быстрый шаг назад, но я не был уверен, что его тревога была реальной. — Я пытаюсь помочь тебе.

— Ты что, убил ее?

Он поднял обе руки, словно мальчик, пытающийся отбиться от другого, более крупного и сильного:

— Нет! Я не помню точно, что я обещал тебе, когда ты был в той дыре...

— Ты обещал, что не будешь пить кровь — мою, ее или Бэбби. Но это оставляет тебе возможность сделать нам любое другое зло, хотя тогда я об этом не подумал.

Он не захотел встречаться с мной глазами:

— Это было бы несправедливо, не так ли? Ты бы назвал меня обманщиком.

Я так разозлился и так испугался за Саргасс, что потребовал, чтобы он ответил на мой вопрос, хотя он уже это сделал.

— Я никому не сделал ничего плохого. Она жива и, судя по тому, что я видел, совершенно счастлива.

— Тогда отведи меня к ней!

— Сию минуту? Рог, послушай. Я обещал не кормиться тобой, но я пообещал гораздо больше. Я пообещал помочь тебе добраться до Паджароку и все такое. — Он достал из кармана ключ от моего дома и поднял его вверх. — Помнишь это?

Я кивнул.

— Я им не воспользовался. Когда-нибудь я смогу, но пока нет. Ты сказал, что ты рассудительный человек. Ты сказал, что пытался им быть, и ты знаешь, что я хочу найти Паджароку так же сильно, как и ты. Больше, если ты спросишь меня. Есть ли смысл причинять ей вред, когда я не причинил вреда ни тебе, ни твоей семье? Или твоему хузу? Я ведь не стал бы предлагать отвести тебя к ней после того, как причинил ей вред, правда?

Я расслабился. Сам факт, что он, казалось, боялся меня, заставлял меня меньше бояться его, хотя это всегда было ошибкой:

— Прошу прощения. Почему ты сказал, что я удивлюсь, когда мы ее найдем?

Он покачал головой:

— Не скажу, потому что ты мне не поверишь. Мы бы снова поссорились, и это было бы плохо для нас обоих. Если ты хочешь идти сейчас, я покажу тебе, но нам надо отвязать твою лодку.

Мы отвязали баркас от дерева, подняли якорь, и только когда баркас заскользил, как призрак, сквозь сырую серую тишину, я спросил, может ли он вести нас, несмотря на туман.