Книга Короткого Солнца - Джин Вулф



 

Было уже поздно, когда мы с инхуму начали спускаться с горы, и ни один из нас не был способен к быстрой или продолжительной ходьбе. Однако вы не должны думать, что я упал духом или был подавлен. Здоровье делает нас веселыми, а болезнь и слабость оставляют нас мрачными и печальными — таково, по крайней мере, общее мнение. Могу только сказать, что я редко бывал слабее или ближе к истощению, но мое сердце буквально прыгало от радости. Я выбрался из ямы. Свободен! Освободился даже от жгучей жажды, которая в конце концов стала мучением еще худшим, чем безнадежность. Скалы и древние, покрытые мхом деревья были прекрасными, и сам воздух был замечательным. Инхуму заверил меня, что знает кратчайший путь к баркасу, и я помнил, что патера Квезаль был хорошим другом Шелка. Разве невозможно, что этот инхуму окажется хорошим другом для Саргасс и меня?

Я быстро убедил себя, что он уже наш друг.

Утолив жажду из принесенной им бутылки с водой, и снова у источника, который он мне показал, я почувствовал страшный голод. Я знал, что на баркасе есть еда; но было возможно, что мы с инхуму увидим зеленого оленя, который сбежал от Саргасс и меня. Если мы его увидим, сказал я себе, я застрелю его, разделаю и съем на месте. Я снял с плеча карабин и держал его наготове.

Мы прошли около двух третей пути, когда что-то загремело по ветвям огромного эвкалипта, упавшего всего несколько дней назад. К тому времени уже почти стемнело; я слышал шорох умирающих листьев гораздо отчетливее, чем видел их движение.

Я снял карабин с предохранителя, осторожно двинулся вперед и, когда листья снова зашуршали, приставил приклад к плечу.

— Не стреляй, пока мы не увидим, что это такое, — прошептал инхуму.

Я почти не слышал его. Я был совершенно уверен, что знаю, где находится животное, и решил покалечить его, если не смогу убить, сказав себе, что позже выслежу его.

Ветки зашуршали в третий раз, я нажал на спусковой крючок, и инхуму отбил мой карабин в сторону, и все это за гораздо меньшее время, чем потребовалось мне, чтобы написать это.

Еще до того, как звук выстрела затих, Бэбби вырвался из укрытия, бросившись прямо на нас со всей возможной скоростью, на какую способны хузы на коротких расстояниях. Если бы это случилось на пять минут позже, когда слегка стемнело, он бы вскрыл меня от бедра до плеча. Как бы то ни было, он узнал меня в самый последний момент и, узнав инхуму, бросился на него.

Хотя я писал о полете патеры Квезаля и слышал его в полете, когда мы были в туннелях, я никогда не видел, как он летает. Здесь, на Синей, я видел инхуми в полете несколько раз, но всегда на расстоянии, так что их легко было принять за летучих мышей или даже птиц; сейчас, в тени этих сумеречных деревьев, я видел, как один из них взлетел, стоя так близко, что я легко мог коснуться его рукой. Он подпрыгнул в воздух и, пока Бэбби мчался под ним, его руки удлинились, расширились и истончились, пальцы выпустили паутину кожи, каждый палец стал длиннее моей руки. Я понимаю, что это не совсем ясно, но я не знаю другого способа описать это. Тотчас же его руки забили, не медленно, как обычно бывает, когда летят инхуми, а с самой неистовой поспешностью, подняв внезапный шторм в полной и призрачной тишине. Бэбби повернулся и прыгнул, его клыки смертоносно полоснули...

Пустой воздух. Инхуму исчез в темноте среди ветвей.

— Бэбби! Бэбби! Это я! — крикнул я и присел на корточки, как и раньше на баркасе.

Он подошел ко мне очень медленно, отчетливо сознавая (как и я сам), что я выстрелил в него мгновение назад; и очень хорошо сознавая, что я все еще держу карабин. Я отложил его в сторону и заговорил с ним, и хотя я уже не помню точно, что именно я сказал, это, должно быть, подействовало; вскоре его голова оказалась между моих рук, как это бывало иногда, когда мы вдвоем плыли на баркасе по очень широкому морю. Я разговаривал с ним, пока не кончился день и не появились звезды, поглаживая его морду и потирая уши; и, без сомнения, многое из этого было чепухой; однако одна вещь произвела на меня впечатление, и я должен записать ее здесь. Это, кажется, были мои точные слова: «Ты думал, что я ушел, не так ли, Бэбби? Ну, я как раз собирался. Бедный Бэбби! Бедный, бедный Бэбби! Ты думал, что я умер».

На что он кивнул.



 

Сегодня — впервые с тех пор, как Хари Мау привез меня сюда — я отправился на охоту. Точнее было бы сказать, что я наблюдал, как другие охотятся, поскольку я никого не убил. Впрочем, как и другие.

Эти люди считают скот священным (как я, возможно, упоминал ранее), видя воплощение Великого Паса в быках и Ехидны в коровах. Из уважения к этим божествам, они не будут есть говядину и сознательно носить — или обладать — любыми кожаными изделиями, сделанными из шкур быков или коров. Когда они приносят в жертву скот, что они делают почти ежедневно, вся туша поглощается жертвенным огнем.

Результатом всего этого является то, что скот выращивается здесь только в религиозных целях, и хотя у них было большое поголовье — пока посадочные аппараты обеспечивали их замороженными эмбрионами для имплантации, — в последнее время численность скота сократилась настолько, что священники серьезно обеспокоены. Поскольку здесь боги не появляются, как раньше, в Священных Окнах Витка длинного солнца, священники считают абсолютно необходимым, чтобы их символы видели как можно чаще. Таким образом, как только некоторые фермеры сообщили о диком скоте, была набрана группа энергичных добровольцев для их отлова. Это была деликатная операция, так как священные животные не должны пострадать или даже подвергнуться какому-либо унижению.

Мы выехали примерно через час после тенеподъема и обнаружили стадо; без особых затруднений мы окружили его и повернули назад животных, которые пытались бежать — мы скакали за ними верхом и размахивали желтыми флагами, на которых алыми нитями были вышиты цитаты из Писаний. Или, скорее, как я должен был бы сказать, из того, что здесь называют священными книгами; они, я полагаю, несколько отличаются от Хресмологических Писаний, которые мы знали еще в Старом Вайроне.

В целом флаги оказались эффективны, хотя мы потеряли одну телку и бык забодал одну лошадь. Когда мы утомили самых непокорных и собрали стадо, святой человек подошел к нему пешком, обвесил каждого зверя гирляндами, накинул на голову каждого петлю из красно-желтой веревки и увел их, девять голов плюс три теленка. Их будут держать в храме до тех пор, пока они не станут достаточно ручными; тогда им разрешат бродить на свободе. Священники говорят, что это будет очень скоро.



 

Прежде чем описывать нашу охоту на скот, я должен был бы привести некоторые доводы в пользу ее включения сюда; но, по правде говоря, я не уверен, что в то время они у меня были. Это случилось в тот же день, и мой разум был полон охотой — вот и все; но когда я думаю о том, как мы с Бэбби возвращались на баркас, я вижу, что это событие вполне подходит к моему отчету. Бэбби начал возвращаться в дикое состояние, как и скот. Подобно святому человеку, я смог заново приручить его, потому что не хотел причинять ему вреда.