Запечатанное письмо - Эмма Донохью

— Вы когда-нибудь заходили в маленькую гостиную, когда там находилась ваша хозяйка с Милдмеем?

— Нет, сэр, — с легким сожалением ответил Дафф и, тряхнув головой, откинул с глаз тусклые жирные волосы, — но как-то раз я был в коридоре, который вел к ней…

— Когда это было?

— В конце 1860 года, сэр, или в начале 1861-го, — сказал он. Глазки его бегали. — Я видел, как Милдмей стоит и обнимает ее за шею. — Он показал, как мужчина развратно обнимает воображаемую женщину.

Хелен с волнением вспомнила ощущение горячей руки Алекса Милдмея. Он был милым мальчиком — во всяком случае, она считала его таковым до сегодняшнего дня, когда узнала, что он отказался дать показания в ее пользу. Таковы мужчины! Неужели все они ненавидят женщин? Или они обладают «особым талантом» оставлять прошлое позади, словно за стеной из толстого стекла?

— И как вы поступили? — спросил Боувил.

— Ну конечно, поскорее ушел в комнату для слуг, — с добродетельным видом ответил Дафф.

Он продолжал давать показания. Скрип на темной лестнице в дома адмирала; шепот и шелест одежды, восклицания и вздохи. Лоскут материи, который он нашел на лестнице после визита полковника Андерсона и который, как уверен Дафф, соответствовал разрыву на лифе миссис Кодрингтон, замеченному им на следующий день. Его показания словно были взяты из порнографических журналов, которые джентльмены держат под ключом в книжном шкафу, подумала Хелен. Боувил предъявил крошечную модель лестницы в доме адмирала, что вызвало у публики саркастические аплодисменты. Кто делал эти модели? Искусные и ловкие руки детей в каком-нибудь нелегальном предприятии Сохо?

Примерно треть заявлений Даффа совпадало с воспоминаниями Хелен. Но жюри, естественно, трудно уловить разницу между полуправдой и чистым вымыслом его показаний. И конечно, он умолчал о тех долгих и невыносимо скучных официальных приемах и церемониях, на которых Хелен обязана была присутствовать в качестве супруги начальника военного порта. И ни слова о том, как много времени она проводила с дочерьми, которые не считали ее плохой матерью.

Она облегченно вздохнула, когда встал Хокинс и приступил к допросу свидетеля.

— Мистер Дафф, вы подтверждаете, что испытывали антипатию к вашей хозяйке?

Лакей поморщился и дернул себя за свисающие за ухом сальные космы.

— Ну, это… она все время придиралась ко мне… просто так, безо всякой причины.

— Приведите пример.

— Что будто я не снял шляпу во время литании.

Хелен совсем об этом забыла.

— Вы же не хотите сказать, что миссис Кодрингтон — приверженица римской католической веры? — сурово уточнил Хокинс.

— Нет, только она сказала, что это показывает неуважение к соседям.

Хокинс заглянул в свои записи.

— Правда ли, что адмирал уволил вас после того, как вы были замечены в приставании к горничной Терезе Борг с непристойными предложениями?

Лицо Даффа перекосилось, к огромному удовольствию Хелен.

— Я ушел по собственному желанию. Все было не так; эта Борг сама пригласила меня в свою комнату, а потом вдруг нажаловалась. Она же мальтийка, — пояснил он присяжным.

Хокинс зашел с другой стороны:

— Вы можете точно назвать час, день или хотя бы год любого из этих предполагаемых инцидентов с участием Милдмея или Андерсона?

Дафф пожал плечами:

— А к чему мне было записывать?

— Но вы говорите, что они вас беспокоили. Не нарушили ли вы свой долг, не поставив об этом в известность адмирала?

— Я… — Дафф умолк и испуганно моргал, как взломщик, застигнутый на месте преступления. — Я думал, это не мое дело.

— Почему же?

— Ну, он же должен был знать, что эти офицеры часто приходят к нему в дом.

Благородное лицо Хокинса просветлело.

— Ага! Вы полагаете, что адмирал намеренно не обращал внимания на дружеские отношения супруги с этими мужчинами или даже поощрял их?

«Попустительство, потворство, потакание», — перечисляла в уме Хелен. Ее барристер не только эффектный мужчина, но и опытный юрист.

Боувил сердито посмотрел на своего свидетеля: Дафф с трудом приходил в себя.

— Я этого не говорил.

— Да, вы хранили молчание до тех пор, пока несколько недель назад агенты истца не нашли вас во Франции. Могу я спросить, какую компенсацию вам предложили в обмен на ваши внезапно всплывшие воспоминания? — уничтожающе вопросил Хокинс.

— Только дали мне денег на корабль… в третий класс, — заявил тот.

— И последний вопрос, Дафф. Вы видели когда-нибудь собственными глазами акт прелюбодеяния между миссис Кодрингтон и каким-либо мужчиной? — Хокинс медленно выговаривал каждое слово, будто обращался к слабоумному.

— Да вроде как нет.

— Достаточно было просто сказать «нет».

Дафф спустился с возвышения, и снова встал Боувил:

— Так все и продолжалось.

Хелен уже узнавала его ключевую фразу, которую он с каждым разом произносил все более мрачным тоном. Далее он зачитал письменные показания под присягой, полученные у свидетелей на Мальте агентами, облеченными соответствующими полномочиями. Собранные сведения о множестве нескромных эпизодов подействовали на Хелен чрезвычайно угнетающе. Сидящие впереди нее женщины явно узнали ее; они то и дело оборачивались взглянуть на нее и перешептывались. Вместо того чтобы скрывать, эта несчастная вуаль скорее выдавала ее, как горящая шапка на голове вора! Но она выслушает все до конца, сколько бы ни длилась эта пытка.

Она не могла поверить своим глазам, когда следующей свидетельницей оказалась не кто иная, как миссис Николс, которая сегодня утром услужливо подавала ей завтрак. Какое вероломство!

— Вы можете описать этот дом как христианский? — спросил Боувил.

— Ну… — Слабый вздох. — Адмирал с девочками молится каждое утро, но хозяйка при этом не присутствует. И в церковь она ходит не больше двух раз в неделю.

«И я держала ее все эти годы, тогда как она готова меня с грязью смешать…»

— Вы можете сказать нам, где спали члены семьи на Мальте в летние месяцы?

— О да! — оживилась миссис Николс. — Из-за страшной жары в доме адмирала невозможно было находиться, поэтому адмирал забирал дочерей и нас, слуг, и отвозил на «Азов», где мы и проводили ночь, но миссис предпочитала каждый вечер ехать домой. Говорила, что там ей лучше спится. — Она саркастически поджала губы.

— А теперь расскажите нам, пожалуйста, о поездке в Курмайор, курорт, расположенный на франко-итальянской границе, в августе 1860 года.

У Хелен все сжалось внутри; она забыла, что и об этом будут говорить.

— Общество состояло из миссис Кодрингтон, ее родителей, двух ее дочерей, меня и горничной, — перечисляла миссис Николс, как школьница заученный урок. — Через несколько дней в том же отеле остановился лейтенант Милдмей, будто бы случайно. Я слышала, как хозяйка представила его новым знакомым как своего кузена!